Дядюшка-флейтист
Шрифт:
Девочка порывисто обернулась и просияла.
— Дядя Коля!
Она взглянула на него с изумлением и даже отступила.
— Отчего вы так одеты, дядя Коля?
Николай Васильевич смущенно оглянул свой черный подрясник и сказал:
— Я буду монахом, Наташечка.
— Монахом?! — переспросила девочка и пристально посмотрела на дядю, как бы желая понять смысл этого слова. — Вы живете на улице? — сосредоточенно спросила Наташа.
— Нет, в монастыре… Это Божий дом. У нас тихо, хорошо… Я пока на испытании, а потом сделают
— Вы будете, дядя Коля, ходить с книжкой и собирать милостыню?
— Нет, Наташечка… Я буду работать, буду тебе счастья у Бога вымаливать…
— Я думала, что монахи только милостынку собирают… — задумчиво проговорила Наташа.
— Как же ты-то живешь, милая? Что делаешь? Здорова ли?
— Я… живу… здорова…
— Обижают тебя тетенька и Липочка? — шепотом спросил Николай Васильевич, точно боялся, что их разговор услышат, и погладил нежно девочку по голове.
Наташа молча посмотрела на дядю, глаза ее наполнились слезами, она наклонила голову и промолчала.
— Терпи, моя бедненькая… Что делать! Молись Богу, Наташечка. Я тоже стану молиться за тебя… Он все устроит к лучшему.
— Мне очень скучно без вас… Я все вспоминала, как мы пели, играли, разговаривали, как я тогда была больна… Помните, дядя Коля? — тихо говорила Наташа.
— Конечно, помню. А уж я-то как скучал. Теперь занят. У нас работы много. Разные есть мастерства. Тебя вспоминаю все-таки часто.
— Я не скажу, что вас видела… Не то они рассердятся.
— Не говори… Ах, да вот тебе пастилочка, вот леденчик. — Николай Васильевич полез в карман. — Спрячь, Наташечка. Да иди, — пожалуй, тебя ждут.
— Я пойду… Тетя рассердится.
— Иди, иди. Скоро опять увидимся. Бог даст, нам лучше будет. Я, Наташечка, не пью водки. Хочу человеком стать. Совестно ведь. Я учусь образа рисовать. Ризы у нас тоже делают. Заработать можно.
— Вы придете, дядя Коля? Скоро придете? Вы поскорее, — умоляла девочка.
— Приду, приду… Увидимся… Иди, милая. Прощай! Наташа шла улыбаясь, обертывалась и смотрела на удалявшегося Николая Васильевича. Тот тоже обертывался и улыбался.
Весело стало на душе у маленькой Наташи: блеснул луч света и надежды. А надежда ведь радует всякого.
НА НОВУЮ ЖИЗНЬ
События неожиданно изменились. Как-то вечером Марья Ивановна гадала на картах, Липа сидела рядом с ней и со скучающим видом смотрела на ее гадание, Наташа копошилась за диваном, Петр Васильевич работал в своей комнате.
В прихожей раздался громкий звонок. Марья Ивановна открыла дверь.
— Здесь живет коллежский регистратор Петров? — спросил вошедший.
— Да. Здесь. Он дома, — испуганно отвечала хозяйка!
— Вот им бумага! Пусть распишутся. Да на чаек бы, потому поздравляю их!
Марья Ивановна не помня себя от удивления бросилась в комнату мужа.
— Петр Васильевич, тебе бумага важная. Какой-то человек казенный принес. Поздравляет.
Получив гривенник, посыльный ушел.
Петр Васильевич вышел в гостиную и торжественно стал распечатывать конверт. Женщины смотрели на него, затаив дыхание. Очевидно, такие события бывали здесь редко.
— Читай скорее! — воскликнула Марья Ивановна.
— Папа, дайте посмотреть! — попросила Липа. Петр Васильевич стал читать молча, и лицо его просветлело.
— Да говори же! Что такое? Не мучь ты меня! — волновалась жена.
— Поздравляю! Наташа принята на казенный счет в Патриотический приют, — радостно произнес Петр Васильевич.
— Наконец-то! Слава тебе, Господи! — Марья Ивановна перекрестилась.
— Наташа, виновница сего торжества, иди-ка сюда! — весело позвал дядя.
Раскрасневшись, девочка вышла из-за дивана и смущенно приблизилась к своим родственникам.
— Понимаешь ты, цыпленок, тебя в приют, в ученье возьмут. Хорошее это дело! — Он погладил девочку по стриженой голове.
Наташа молчала.
— Ты рада?
— Рада! — тихо отвечала Наташа, не уразумев, чего от нее хотят.
— Вот тебе и благодарность от твоих милых родственничков, — кольнула мужа Марья Ивановна.
— Там уж, душа моя, шалить нельзя. Ау! Там строго. Не то, что дома…
Петр Васильевич пришел в отличное настроение духа и весело расхаживал по комнате.
— Еще не раз вспомнит и тетку и дядю. Только там нас оценит, — вставила укоризненно Липа.
— Нет, милочка, не жди. В наш век благодеяний не ценят, — отвечала ей, покачав головой, мать.
— А что, Петр Васильевич, ведь больше для Натальи не придется нам тратиться? Отправка ничего не будет стоить? — тревожно спросила Марья Ивановна.
— Конечно, нет. Там ей все казна даст. Прекрасные учреждения эти приюты: вырастят детей, выучат, людьми сделают.
— Слышь, Наталья? Ну, век-вечный должна ты за дядю Бога молить, должна ему ручки и ножки всю жизнь целовать.
Наташа стояла молчаливая, недоумевающая, опустив худенькие руки и склонив набок голову, грустно смотрела то на дядю, то на тетку.
— Сегодня понедельник, а в среду мы ее и отправим, — заметила Марья Ивановна.
Наташа отошла в сторону и села на стул. Ей хотелось бы, чтобы на кухне был дядя Коля: она бросилась бы туда и все ему рассказала бы, поделилась бы новостью. Он понял бы ее, сказал бы: «Наташечка» и еще что-нибудь ласковое. А теперь и не узнает-то он ничего в своем монастыре, и не увидятся они больше.
Наташа опечалилась.
— Наталья, иди пить чай. Садись тут у стола, — смилостивилась тетка.
— Попей дома напоследок чайку хорошенько. В приюте уж, ау, так баловать не станут, — весело говорил Петр Васильевич и хлопал Наташу по спине. Она видела, что ее родные очень были довольны происшедшим событием.