Дьявол в ее постели
Шрифт:
Маленькое тельце Франчески уже исчезло из холла; однако, увидев кровавые пятна на полу, Пиппа рухнула на колени, не в силах сдержать рыданий.
– Идем, Пип! – приказал Деклан, поднимая ее на ноги. – Знаю. Знаю – но надо идти. На это еще будет время. Вся жизнь.
Пиппа с трудом поднялась и, спотыкаясь, побрела за ним. Согнувшись вдвое и глуша кашель сдернутой с какой-то полки тряпкой, переминалась с ноги на ногу, пока Деклан протиснулся сквозь дверцу углехранилища, убедился, что
Оказавшись снаружи, они бросились бежать к лесу. Здесь дым был даже кстати – скрывал их от взоров убийц.
По крайней мере, так думала Пиппа, пока громкий крик за спиной не подсказал, что их заметили.
Выкрикнув несколько ругательств, доселе ей незнакомых, Деклан толкнул Пиппу вперед, под защиту деревьев. А в следующий миг прогремел выстрел, и обоих осыпало щепой и кусками коры.
Пиппа бросилась бежать что есть духу. Легкие горели, ноги, казалось, вот-вот отвалятся – но она бежала.
Новый выстрел вспугнул птиц и мелких зверушек лесов Мон-Клэр. Что-то обжигающее больно ударило по ноге – и Пиппа резко упала, ободрав ладони и обе коленки.
Даже вскрикнуть не смогла, не осталось дыхания.
Деклан упал на землю за ее спиной. Позвал Пиппу по имени.
– Нога! – простонала она.
Деклан торопливо ощупал ее ногу – и, услышав его облегченный вздох, она сама испытала облегчение.
– Пип, это просто царапина! – успокоил он ее. – Идти сможешь?
Пиппа кивнула, смахнув со щек горячие слезы. Деклан не знает страха – значит, будет мужественной и она.
Однако, стоило наступить на раненую ногу, та подкосилась, и со стоном боли Пиппа рухнула наземь.
Деклан огляделся. Глаза его расширились и потемнели, когда совсем рядом послышался треск – чужаки, ломая ветки, пробирались через кусты.
– Сюда! – Он потащил Пиппу за собой в неглубокий овраг, толкнул в укрытие под корнями одного из ее любимых деревьев, прикрыл сломанными ветками и другим лесным мусором. – К ноге приложи вот этот лист. Прижми, чтобы сильно не кровило.
– Пойдем со мной, – позвала Пиппа и подвинулась, освобождая место рядом с собой.
– Нет. – Он покачал головой, прислушиваясь к шагам и голосам, что звучали все ближе. – Оставайся здесь. А я их отвлеку.
– Не надо! – Она протянула к нему руки. – Они же тебя схватят!
Он наклонился к ней вплотную и затолкнул ее еще глубже в укрытие. Никогда еще Пиппа не видела у Деклана такого серьезного, пугающего взгляда.
– Здесь ты будешь в безопасности. А мне всегда проще выживать одному. Просто доверься мне.
Никогда и никому Пиппа не верила так, как ему сейчас!
Она поцеловала его в губы. Поцелуй, полный отчаяния, со вкусом соленых
И прошептала, вложив в эти слова всю душу:
– Я люблю тебя!
Он моргнул пару раз, хотел что-то ответить – но справа, совсем близко, хрустнула ветка под чьей-то ногой.
Деклан бросился бежать.
Преследователи мчались за ним по пятам. Пиппа забилась глубоко под корни и обеими руками зажала себе рот.
Несколько выстрелов заставили ее подпрыгнуть в темноте. Затем по лесу разнесся победный вопль – американец подзывал своих товарищей.
Несколько раз Пиппа хотела выбраться из своего укрытия и бежать к Деклану, рухнуть на его тело и умереть вместе с ним – но боль и ужас приковали ее к земле. Скорчившись под корнями огромного дерева, она содрогалась от беззвучных рыданий.
Вдруг зашуршали, раздвигаясь, сломанные ветки, открывая знакомое смуглое лицо.
Сирейна!
С душераздирающим всхлипом Пиппа бросилась в ее объятия и замерла, уткнувшись сухощавой цыганке в плечо.
– Знаю, – коротко сказала Сирейна, опустив ладонь ей на голову. – Надо бежать. Скорее.
– Но Деклан!.. – прорыдала Пиппа.
– Милая, он не ушел. Ему выстрелили в спину. – И карие глаза Сирейны, в которых отражалось пламя пожарища под хмурым небом, блеснули печалью.
Опустошенная, Пиппа позволила женщине взять себя на руки и донести до привязанной неподалеку лошади. Легкие у нее разрывались, пульсировала болью раненая нога – но это было ничто в сравнении с болью в сердце.
Сирейна легко вскинула ее в седло, а затем вспрыгнула туда сама, сев по-мужски. Пиппа сидела безвольно, едва не теряя сознание.
Вдвоем, на спине беспокойного коня, они смотрели, как взвиваются в небеса клубы дыма и языки пламени. Как сгорает дотла ее детство. Все, что знала и любила Пиппа, осталось там, в этом доме. Все горит. Все горят. Ей вспомнилось, как мать жарила на вертеле индеек и кур: пламя лижет плоть, и та сочится жидкостью и покрывается хрустящей корочкой…
К горлу подступила тошнота.
– Почему? – снова прошептала Пиппа сквозь туман горя и ярости. – Почему выжила только я?
Сирейна крепче сжала ее плечи.
– Быть может… ты и не выжила?
Легкий ветерок зашелестел по кронам деревьев – так голубь, взлетев, неторопливо набирает высоту. В воздухе пахло решением. Пахло судьбой.
– Что, если Пиппа Харгрейв погибла в огне вместе со своими родителями? А выжила только Франческа. Наследница титула и состояния семьи Кавендиш. Та, кто, пережив трагедию, сохранила достаточно средств к существованию.
Пиппа попыталась повернуться и взглянуть на Сирейну; ей показалось, что она ослышалась.