Дьявольская альтернатива
Шрифт:
На самом деле это был усилитель яркости изображения, который также называют ночным прицелом, – того типа, который можно приобрести без специального разрешения в обычном магазине в США, но не в Англии.
В воскресенье, 8 августа, над Москвой стояло кипящее марево, и те, кто не мог добраться до пляжа, стекались в многочисленные плавательные бассейны, особенно много народа направлялось в новый комплекс, построенный к Олимпийским играм 1980 года. Но сотрудники британского посольства наравне с персоналом еще десятка посольств
Он пытался напустить на себя выражение беззаботности, чтобы походить этим на других, но это давалось ему с трудом. Он слишком часто сверялся с часами и в конце концов поднялся и оделся.
– Эй, Адам, ты ведь не собираешься обратно в такую рань? До заката у нас уйма времени, – окликнула его одна из секретарш.
Он выдавил из себя подобие улыбки.
– Долг зовет, а точнее, мне должны позвонить по поводу планируемого визита делегации торговой палаты Манчестера, – прокричал он в ответ.
Он прошел через лесонасаждения к своей машине, забросил внутрь свои купальные принадлежности, огляделся украдкой – не наблюдает ли кто-либо за ним, и запер автомобиль. Кругом было так много людей в сандалиях, летних брюках и рубашках с короткими рукавами, что еще на одного такого же никто не обращал ни малейшего внимания. Он мысленно поблагодарил небеса за то, что люди из КГБ, по-видимому, вообше никогда не снимают свои официальные костюмы. В пределах прямой видимости не было никого, кто хотя бы в самой малости напоминал противника. Он еще раз огляделся и, свернув с дорожки, двинулся сквозь лес на север.
Валентина уже поджидала его, стоя в тени деревьев. Он почувствовал, как мышцы живота сжимаются в комок, несмотря на то, что он был рад видеть ее. Ее не обучали обнаруживать слежку, и за ней вполне мог увязаться хвост. В этом случае дипломатический статус избавит его от неприятностей более крупных, чем высылка, – но последствия этого будут огромными. Но даже не это заботило его больше всего: что они сделают с ней, если поймают, – только это и имело значение. Независимо от ее мотивов, то, что она делала, можно было назвать только государственной изменой, и никак иначе.
Он крепко обнял ее и поцеловал. Она вернула ему поцелуй, вся дрожа в его объятиях.
– Ты боишься? – спросил он.
– Немного, – кивнула она в ответ. – Ты прослушал магнитофонную запись?
– Да. Перед тем, как передать ее кому следует. Наверно, мне не надо было этого делать, но я сделал.
– Тогда ты знаешь о голоде, который нас ожидает. Адам, когда я была еще девочкой, я видела голод в нашей стране, – это было сразу же после войны. Это было страшно, но он был вызван войной, его виновниками были немцы. Мы могли тогда справиться с ним. Наши вожди были на нашей стороне, мы были уверены, что они в конце концов добьются улучшения.
– Может, им удастся справиться с этой бедой и сейчас, – запинаясь пробормотал Монро.
Валентина сердито покачала головой.
– Они даже не пытаются, – вырвалось у нее, – я сидела рядом с ними,
– А дядя твоего мужа, маршал Керенский? – осторожно спросил он.
– Он ничем не лучше остальных. Когда я выходила замуж, дядя Николай был у нас на свадьбе. Мне казалось, что он такой веселый, такой добрый. Правда, это была его личная жизнь. А теперь мне удалось послушать, как он ведет себя в жизни общественной: он такой же, как они – циничный и беспощадный. Каждый из них старается подсидеть другого, чтобы добиться еще большей власти, а что будет с людьми – на это им наплевать. Наверное, я должна была бы быть такой же, как они, но я не могу. Я больше не могу этого вынести.
Монро посмотрел через поляну на росшие там сосны, но перед глазами у него были оливковые деревья и мальчишка в форме, который кричал: «Я вам не принадлежу». Как странно, подумалось ему, государственные структуры со всей своей властью иногда заходят слишком далеко и теряют контроль за своими собственными слугами из-за того, что слишком перегибают палку. Это случается не часто, но бывает.
– Я могу вывезти тебя отсюда, Валентина, – сказал он. – Мне придется оставить дипломатическую службу, но такое уже бывало. Саша еще достаточно молод, чтобы вырасти в каком-нибудь другом месте.
– Нет, Адам, это страшно соблазнительно, но я не могу. Несмотря ни на что, я – частица России, я должна остаться. Может быть, когда-нибудь… я не знаю.
Они сидели некоторое время не говоря ни слова, держа друг друга за руки. Наконец она прервала затянувшееся молчание.
– Твои… люди из разведки передали пленку в Лондон?
– Наверно, да. Я передал ее человеку, который, по-моему, является резидентом секретной службы в нашем посольстве. Он спросил меня, будет ли какое-нибудь продолжение.
Она указала кивком на свою сумочку.
– Это всего лишь стенограмма. Я больше не могу приносить магнитофонные записи. После сверки со стенограммами их запирают в сейф, а у меня нет ключей. Здесь у меня листы с записью следующего заседания Политбюро.
– Валентина, как ты их выносишь оттуда? – спросил он.
– После заседаний, – рассказала она, – магнитофонные записи и рукописные стенограммы приносят под охраной в здание Центрального Комитета. Там, в закрытой на замок комнате, работаю я и еще пять женщин. Начальником над нами поставлен один мужчина. После того, как стенограммы переписываются набело, пленки запирают в сейф.
– Как же ты тогда достала первую?
Она пожала плечами.
– У нас новый начальник, его поставили всего месяц назад. Тот, что был до него, вел дела более небрежно. Рядом с нами расположена студия, где перед тем, как их запереть, с пленок делают одну-единственную копию. В один из дней в прошлом месяце я оказалась там одна и это продолжалось достаточно долго, чтобы я успела подменить вторую пленку пустой.
– Пустой? – вскрикнул Монро. – Они же заметят подмену, если им придет вдруг в голову проиграть эти пленки.