Дьявольский микроб
Шрифт:
— Обольщаетесь, мой друг, — ответил Харденджер. — Вы только заложник.
Только повод. Звонили не в полицию, а вашей жене в отель «Вогоннер» и сказали, что если Шеф (назвали его полное имя, чин и адрес) будет вмешиваться, то она, Мэри, завтра утренней почтой получит пару ушей. И еще звонивший сказал, что хотя она замужем всего два месяца, но безошибочно признает уши мужа, если ей пришлют.
Я почувствовал, как у меня поднялись дыбом волосы на затылке, хотя это не относилось к обещанной операции с моими ушами. Я сказал осторожно:
— Обратите внимание на три пункта, Харденджер. Число знающих, что мы с Мэри поженились два месяца
— Вы это мне говорите? Это самое худшее, — глухо сказал Харденджер. Этот тип не только знает, кто такой Шеф, но даже знает, что Мэри единственная его дочь и что он в ней души не чает. Знает даже, что Мэри единственная в мире может оказать на него влияние. И она повлияет на Шефа, будьте уверены: абстрактные идеалы справедливости ничего не говорят женщинам, когда жизнь любимого в опасности. Все это очень скверно пахнет, Кэвел.
— Под самую завязку, — неохотно согласился я. — Предательством, предательством в высших кругах.
— Лучше, думаю, не говорить об этом по телефону, — торопливо проговорил Харденджер.
— Ладно, не буду. Пытались установить, откуда звонили?
— Нет еще. Но это пустая трата времени, как и в других случаях. — Он повесил трубку, а я все стоял, уставившись на телефон.
Шеф был назначен лично премьер-министром и министром внутренних дел.
О нем знали также шефы разведки и контрразведки — они были обязаны его знать по должности. Его знали еще помощник уполномоченного по особым делам, Харденджер, комендант и начальник охраны Мортона. На них кончался список тех, кому известна личность Шефа. Я даже смутно не мог представить те веселенькие часы, которые ему вскоре придется пережить! Нет нужды обладать особой телепатической силой, чтобы представить себе, куда сразу же после разговора со мной направился Харденджер. Из всех подозреваемых только генерал Кливден знал личность Шефа. Возможно, надо было побольше внимания уделить генералу Кливдену?..
Я глянул на дверь и увидел троих в хаки. Стоявший в середине сержант поднял было руку к звонку, но, заметив меня, тут же ее опустил и сказал:
— Мне нужен инспектор Гибсон. Он здесь?
— Гибсон?.. — Я даже не вспомнил сразу, кем здесь считаюсь. — Я инспектор Гибсон, сержант.
— Мне надо кое-что передать вам, сэр, — он указал на пакет под мышкой, — но мне приказали сначала посмотреть ваши документы.
Я их показал, он передал пакет и, извиняясь, добавил:
— Мне приказано не спускать глаз с пакета, сэр. Старший инспектор Харденджер объяснил, что документы взяты из официальных материалов Клендона. Полагаю, строго секретные.
— Конечно.
Сопровождаемый сержантом, по бокам которого шли двое дюжих штатских, я перешел в гостиную, игнорируя гневный взгляд миссис Турпин. Сломал печать и раскрыл папку. В ней была еще одна сургучная печать для опечатывания после чтения бумаг секретного дела доктора Макдональда. Я, конечно, видел это личное дело раньше, когда был назначен в Мортон и принимал дела исчезнувшего Истона Дерри, но не обратил тогда на дело особого внимания. Да и не было причин для этого. А теперь они появились.
Дело было напечатано на семи листах стандартной писчей бумаги. Я перечитал его трижды. Ничего не пропустил в первый раз, еще меньше — во второй. Искал любой намек на какое-нибудь несоответствие в словах или фактах, на все, что могло бы мне дать любую зацепку, самую малую.
Вынюхивающий коммунистов сенатор Маккарти не смог бы перещеголять меня в рвении и подозрительности. Единственная странность, как упоминал Харденджер, — малое количество сведений о военной карьере Макдональда.
Кроме этого, я не нашел ни малейшего, даже тончайшего штриха, который мог бы мне как-то пригодиться. А ведь дело это составил Истон Дерри. И вот почти ничего, за исключением сноски внизу листа, сообщавшей, что Макдональд поступил рядовым в Территориальную армию в 1938 году, окончил службу в Италии в звании подполковника танковой дивизии в 1945-м. В начале следующего листа было приколото отношение о его назначении правительством на работу химиком в северо-восточной Англии в начале 1946 года. Так или не так составлял личные дела Истон Дерри? Что у него был за метод? Кто знает.
Острием перочинного карманного ножа, не обращая внимания на сержанта и его смущенное лицо, я открыл в верхнем левом углу клеенчатый уголок, скреплявший страницы. Под ним была тонкая проволочная скрепка, обыкновенная канцелярская скрепка. Я разогнул ее концы, освободил листы и осмотрел их, каждый в отдельности. Ни один лист не имел больше одной пары проколов от скрепки. Если кто-то открывал скрепку, чтобы вытащить лист, то вложил его обратно исключительно аккуратно. По внешнему виду папка выглядела так, будто к ней никто не притрагивался.
Я поднял глаза и увидел стоящего рядом со мной со связкой бумаг и папок переодетого в штатское Карлисля, сержанта-детектива.
— Возможно, это вас заинтересует, сэр? — сказал он.
— Минуточку. — Я вновь скрепил бумаги вместе, вставил их в папку, запечатал и протянул пакет военному сержанту, который ожидал поодаль с двумя своими спутниками. Затем спросил Карлисля:
— Что это такое?
— Фотографии, сэр.
— Фотографии? Почему вы полагаете, что я заинтересуюсь фотографиями, сержант?
— Дело в том, что они находились внутри запертого стального ящичка, сэр. А ящичек был на дне запертого среднего ящика письменного стола. И там же находилась эта связка. Думаю, личная корреспонденция.
— Много хлопот вам доставил этот стальной ящичек?
— Не очень. С тем размером ножовки, какой я его вскрывал, сэр... Мы закончили осмотр дома, инспектор. Все переписали. Осталось доложить. Вряд ли что интересное вы в этом найдете.
— Обыскали весь дом? Есть ли подвал?
— Только грязная кладовая для угля, которая имеется в каждом доме, засмеялся сержант. — Насколько я разобрался в личных вкусах доктора Макдональда, такой человек вряд ли, считаю, даже уголь держал в этом подвальчике, если бы мог найти место почище и пошикарнее.
Карлисль оставил свои находки. Среди них — четыре фотоальбома. Три содержали самые обычные семейные фотографии, такие альбомы можно встретить в любом из миллиона английских домов. Большинство фотографий двадцатых-тридцатых годов, когда Макдональд был еще молоденьким, выцвело и пожелтело. Четвертый альбом, более позднего времени, был подарком Макдональду от коллег Всемирной организации по вопросам здравоохранения при ООН в знак признания его многолетней деятельности, что и было написано на сияющем обращении, приклеенном сверху альбома. В нем находилось более полусотни снимков Макдональда и его коллег, отснятых в дюжине различных европейских городов.