Дыхание богов
Шрифт:
Рауль дружески хлопает меня по плечу.
– Почему ты считаешь, что все полицейские расследования должны занимать много времени? Иногда с самого начала ясно, кто убийца. Представь себе детектив, где убийца раскрыт на первых же страницах, и на протяжении всего остального романа следователи отдыхают, получив премию за оперативную работу.
– Я могу себе представить и такой детектив, где убийцу так и не находят, а дело закрывают. Именно так чаще всего и происходит.
Я смотрю на гору, которая возвышается
– Ты все еще держишься своей теории о том, что все мы находимся внутри романа, да? – спрашивает мой друг.
– Это теория Эдмонда Уэллса.
Рауль пожимает плечами.
– Во всяком случае, если мы действующие лица романа, мы наверняка подошли к финальной главе, потому что, во-первых, раскрыта детективная история, а во-вторых, ты разобрался со своей большой любовью.
– Ты забываешь одну вещь. Мы прошли только половину обучения. Мы видели только шесть из двенадцати богов-преподавателей. Мы не в конце, а только в середине повествования. И мы по-прежнему не знаем, что там, на вершине горы.
– Я уверен, что, когда мы пересечем оранжевую территорию, мы все поймем. Что касается твоей идеи… Может быть, во второй части романа писатель начнет новую историю с другими главными персонажами, возникнет новая загадка, впереди будут новые любовные приключения, – добавляет Рауль Разорбак.
– Другие персонажи, другие любовные приключения… О ком ты подумал?
Мой друг улыбается.
– О себе. До сих пор пару себе нашли только Фредди Мейер и ты. Я тоже имею право влюбиться. Кстати, я уже влюблен.
– Подожди, я сейчас догадаюсь. Это Сара Бернар?
– Не скажу.
Я в шутку толкаю его.
– Я знаю, это Сара Бернар. Чего ты ждешь, чтобы признаться?
Рауль остается невозмутимым.
– Она действительно отличная девчонка. Ее народ свободен и горд. Эти люди скачут на лошадях по равнинам. Они не сидят в грязных городах, как большинство наших народов.
– Будь осторожен. Если ее народ – прообраз первых монголов, которые тоже всю жизнь проводили в седле, то позволю напомнить тебе, что они завоевали Восточную Римскую империю.
– Я не думаю, что мы в точности копируем историю «Земли-1». Мы сами искажаем собственное восприятие событий. Мы истолковываем события так, чтобы одна историческая эпоха наложилась на другую. Но у нас остается свобода выбора. Есть проторенные пути, а есть дороги, которые мы прокладываем сами.
– Хотелось бы, чтобы ты оказался прав.
– Это как в жизни. Есть известные пути, а есть возможность выбора – следовать этим путям или сойти с них. Если внимательно присмотреться, то становится очевидно, что римляне и монголы могли найти общий язык и создать огромную империю, которая простиралась бы от Китая до Англии. Твое замечание заставило меня увидеть широкие перспективы.
Жорж Мельес, Жан де Лафонтен и Густав Эйфель устраиваются на полотенцах рядом с нами.
– Мы хотим искупаться до начала суда. Пойдете с нами?
– Нет, спасибо. Что-то холодно.
– Я бы лучше сыграл в шахматы. Хочешь, Мишель? – предлагает Рауль.
– У меня голова занята другим.
Рауль настаивает, и в конце концов я соглашаюсь. Он приносит доску, и мы начинаем играть прямо на песке.
Я делаю ход пешкой, прикрывающей короля. Дальше игра развивается стремительно. Рауль выдвигает коня. Я освобождаю слона и ферзя и нападаю на строй его пешек.
– Ты что, считаешь себя Освободителем?
Рауль защищает короля ладьей.
– Какая у тебя утопия?
Мой слон съедает у Рауля ферзя.
Рауль кивает как знаток, который ценит сильный ход.
– Мне кажется, что мир уже совершенный – такой как есть.
– Ты имеешь в виду мир «Земли-1» или «Зем-ли-18»?
– Наверное, оба. Не знаю, правильно ли это, но, мне кажется, я могу принять мир со всем насилием, которое в нем есть, с безумием, мудростью, святыми, извращенцами, убийцами.
– Но если бы ты был Богом, что бы ты сделал?
– То же, что наш Бог на «Земле-1».
– То есть?
– Я бы ничего не стал делать. Предоставил бы мир самому себе. Пусть живет как хочет. Я смотрел бы на это, как на представление.
– «Божественное невмешательство»?
– В таком случае, если у людей все получится, они будут обязаны победой только себе, а если нет – опять же винить будет некого, кроме себя.
– Тебе повезло, если ты можешь относиться к своим смертным так безразлично. Но почему тогда ты участвуешь в игре?
– Потому что игра – это удовольствие. Такое же, как игра в шахматы. Если я играю, я любыми способами борюсь, чтобы победить.
С этими словами он берет слоном мою ладью.
Я делаю ход конем, и Рауль теряет слона. Разменяв ферзей, ладьи, слонов и коней, мы устраиваем битву пешек. Наконец у каждого остается король и пешка, и мы «запираем» друг друга. Это пат, ситуация, в которой нет победителя, что в шахматах случается довольно редко.
– Хорошо провел вчера время с Матой Хари? – как бы между прочим спрашивает мой друг.
Он сама доброжелательность.
– Знаешь, она ведь действительно тебя любит.
В моей памяти всплывает лицо Афродиты.
– Перестань думать о другой, – говорит Рауль. – Она того не стоит. Она лишь то, чем становится в твоем воображении.
– Вот только воображение у меня отличное, – отвечаю я.
– Ты же бог, заставь его работать на игру. Там есть где развернуться.
Колокол отбивает 18 ударов. Начинается суд.
73. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ТОМАС ГОББС