Дыхание в басовом ключе
Шрифт:
– Витек! Отпусти мою толстовку и шуруй на выход! – я только сейчас заметила, что все это время держала его почему-то за край кофты.
– Палимся, – прошипела я ему. – Я не Витек, я Валентина.
– Да какая разница, – отмахнулся ударник, сгребая со стойки ключ от своего нового номера и заговорчески подмигнул портье. – Мы все равно уже уходим!
Спокойно, Витек.
Спокойно.
====== Глава 10 ======
На этот раз мы, на удивление, не ругались и не ссорились. В принципе, и ехать-то было недалеко, и Шес сразу же придумал мне занятие, помимо кручения баранки и переключения передач, как вроде и этого
То, во что мне так категорически вменялось “вникнуть”, на поверку оказалось сборником Рельефа, а вот каким именно образом “вникать”, оставалось загадкой. Выучить барабанные партии таким образом невозможно, тут нотация нужна и, собственно, сам инструмент. Тексты мне, как ударнику, вроде как до лампочки, а эстетического наслаждения подобная музыка, за крайне редким исключением, у меня не вызывала. Кстати, на удивление, как минимум одна из песен Рельефа под это самое исключение попадала. Но сейчас, к сожалению, звучала не она и я понятия не имела, чего же Шес пытается от меня добиться.
Спросить его пока что не предоставлялось возможным, так как он, озадачив меня вышеизложенным заданием, полностью выпал из реальности, углубившись в какое-то обсуждение по телефону с Ханом. Это даже разговором можно было назвать с большой натяжкой. Если бы не серьезное, сосредоточенное выражение лица ударника, я бы подумала, что они скорее играют в какую-то игру типа “ассоциаций”. Шес, пролистывая один за другим нотные альбомы, называл какое-то слово или фразу, выслушивал короткий ответ собеседника и время от времени что-то записывал в своем органайзере. Иногда спорил, иногда уточнял, но, по большей части, сыпал несвязанными фразами и писал.
– Небо?.. – строка в органайзере. – Его путь?.. А без соло?.. Ну, да. Не в тему... – следующая тетрадь. – Ангел?.. Можно с двумя басами... Можно и так. Значит, да?.. – новая запись.
То, что слова, которыми он сыпал, это названия песен, я поняла, только когда брюнет, оторвавшись вдруг от телефона и стукнув себя в висок указательным пальцем, повернулся ко мне:
– Витек, а ты совсем никаких наших песен не знаешь? В плане ударных, а не напеть.
– Ну, я сегодня утром пробовала несколько. Одна совсем никак, у нее такое... нерусское название.
– Фатум? Интродакшен?
– Интродакшен, да.
– Да, там довольно сложная партия ударных. Мы ее по-любому брать не будем. А еще что?
– Я пробовала “Хранитель Истины” и еще одну, там еще в конце слова такие: “Шекспир, так быть или не быть?”
– “Простая жизнь”, – уточнил Шес. – И как?
– Ну, есть пара моментов, в основном в “Хранителе”, но вроде терпимо.
– А соло в “Хранителе”?
– Это те самые моменты.
– Ясно. Разберемся. Хан, – вернулся он к телефону, – добавляй “Хранителя” и “Простую жизнь”... Ну, мне нужно сначала услышать... На крайняк, заменим на соло на басах.
– Еще я “Ангела” знаю. Хорошо знаю. Полный вариант, а не тот, что в клипе, – и неожиданно для себя самой призналась: – Очень красивая песня. Одна из моих любимых.
– Моих тоже, – хмыкнул ударник. Просмотрел список в органайзере и продолжил с Ханом: – Пока что пятнадцать. Надо еще штук 7-8, чтоб было из чего выбирать. “День рождения гоблина”?.. Ну конечно, шучу!.. Сам такой. Ладно, поехали дальше. “Наваждение”?
– Шес? – я все же решилась прервать его.
– Да, Витек?
– Только не злись, но я не поняла, во что вникать?
– Погоди, – буркнул он в трубку Хану. – Злиться? Куда вникать?
– Ты поставил диск, – я оторвала на секунду руку от руля и дотронулась до плеера. – Мне какие-то определенные песни надо слушать? И что? Я так не запомню, правда. Если бы это были клавишные, то другое дело, а ударные нет, мне надо нотацию увидеть...
– С одного раза? Всю песню? – из всего, что я сказала, ударник в свойственной ему манере вычленил только то, что его заинтересовало.
– Ну, да. Но только клавишные, – уточнила я.
Есть у меня такой талант. Абсолютный слух и, как заявляли мои учителя в музыкалке, феноменальная память не раз спасали меня на экзаменах. Прослушав всего один раз и даже не заглянув в ноты, я могу воспроизвести на фортепиано отрывок, приблизительно в два нотных листа. Для сравнения, некоторые плоды современной эстрады укладываются в треть оного.
– Круто! – оценил Шес. – Не, запоминать не надо. Я хотел, чтобы ты слушала ритм-секцию. Попробуй прочувствовать ее. Почувствуй, как инструменты сливаются, дополняя друг друга, как работают одним целым. Не важно, в какой из песен.
– Ритм-секция? Это что?
– Гитары – бас и ритм, – и ударные. Просто слушай. Обращай внимание, как они работают все вместе. Потом это обсудим, хорошо?
Я честно попыталась проникнуться. Получалось так себе. Ну не мое это, не мое. Хотя, справедливости ради надо отметить, что играли ребята и правда хорошо. Виртуозно сплетая разные партии в одно целое, так, что иногда было практически невозможно вычленить какой-то конкретный инструмент, они словно дышали в едином ритме. Дыхание в басовом ключе.
К тому же, я постоянно отвлекалась на вокалиста, с которым, к сожалению, еще не успела познакомиться. Он просто завораживал. Бархатный, обволакивающий баритон. Мягкий и одновременно сильный. Он словно пробирался под кожу, в вены, разливаясь там сладким теплом и вызывая мурашки. А едва заметный, какой-то непонятный акцент придавал ему в определенные моменты просто невероятную сексуальность. Да, вокалист Рельефа был хорош.
Возможно, он мне настолько понравился еще и потому, что его голос чем-то напоминал Даниэля Боровски, творчество которого я в свое время очень любила. Только даже без намека на ту тягучую слащавость, что порой довольно сильно раздражала у последнего. Ну, и у Даниэля не было такого интригующего акцента, прорывающегося на особо низких нотах. Тот пел очень чисто и правильно, хотя, на мой взгляд, чересчур правильно, и сильно перебарщивая со сладостью. Но на вкус и цвет, как известно, все фломастеры воняют спиртом. А так, Боровски выгодно выделялся на фоне остальных представителей отечественной поп-сцены тем, что не фыкал, не пхыкал, не шепелявил, не глотал окончания, не менял ударения в угоду рифме и произносил именно “любовь”, а не “любафффффь”. Но, видимо, не все разделяли мои предпочтения, потому что, едва взойдя на небосклоне года четыре назад, это очередное творение “Звездной мануфактуры” куда-то пропало. Как, впрочем, и большинство звездулек этого производителя.