Дыхательные практики для оздоровления, релаксации, высвобождения подавленных эмоций и многого другого
Шрифт:
Это – участвовать в великом «все». Все, что наполнено дыханием. Сотворение мира – дни, ночи, смена времен года, солнцестояния – это лишь дыхание. И в нас – дыхание затруднено или свободно – вот перемены в нашей жизни.
Не приходилось ли вам говорить: «Да, мне надо поучиться дышать»?
Как будто этому можно научиться! Как ужасно, хотя бы частично, – существование, когда невозможен настоящий смех. Или даже вздох. Знаете ли вы, что психически больные люди не способны глубоко дышать? У несчастных как бы корсет на груди, который
Когда устанавливается это?
В первые мгновения после рождения. Да, мой друг, не головным мозгом мы помним это событие, а просто спиной. Здесь наши огорчения и страхи. Именно спину надо освободить немедленно после рождения.
Иначе…
И наконец, скажем о главном.
– Хорошо, возможно, конечно, что рождение оставляет след и что от результата этого эксперимента зависит дальнейшее поведение, реакции ребенка, вкус, который он почувствовал от своего существования. Но он будет жить в мире насилия, злобы, лжи, он будет жить в джунглях. Так пусть он сразу узнает, в какое осиное гнездо он попал, где закон – съесть или съедят тебя.
Да, верно, наше общество – джунгли.
Один взгляд по сторонам – и волосы от ужаса шевелятся на голове. Перед тем как спросить себя, необходимо ли видеть все в этом свете, надо рассеять одно недоразумение. Дети, рожденные без насилия, избавленные от первого удара по голове, безвольны ли, отуплены ли они или способны противостоять жизни?
В последнем нет сомнения.
Они не агрессивны?
Безусловно.
Но агрессия – это страх, это просто маска, за которой прячется слабость. Сила уверена в себе. Она спокойна, улыбчива. И расслаблена.
Мы придаем большое значение агрессивности, не видя, что это бич, она провоцирует, притягивает удары. Если вы боитесь собаки, она вас укусит.
Счастливы те, кто не агрессивен: мир расстилается перед ними. Но не для того чтобы подпитаться от их слабости, а привлеченный их сиянием.
Вернемся к джунглям.
Это сказано не буквально: мы не встречаем больше на наших улицах тигров и медведей, страх не живет в наших городах. Значит, мы узнали этот страх давно, когда еще жили в лесу.
Но зачем же тащить его за нами теперь? И не ходят ли люди и теперь на рыбалку, на охоту?
Это ведь анахронизм.
Может быть, настало время проснуться и заметить, что диплодоки и динозавры исчезли, что мы выращиваем хлеб, а топор из обтесанного камня давно устарел. В Древней Спарте новорожденных бросали об землю. Этим воспитывались спартанцы. Нужны ли НАМ воины?
Да, ответят некоторые; так, втайне, мы еще делаем насилие. Пришел час, наконец, избавиться от этого тягостного прошлого.
А что касается тех, кто с раздражением отказывается открыться новому видению рождения, боюсь, что в глубине души они говорят себе: «Жизнь была жестока ко мне. Я получал удары. Это сформировало меня. Пусть же удары формируют моих детей». Они говорят: «Я страдал и раздражен этим. Пусть и их это коснется».
Око за око, зуб за зуб, отвратительный закон возмездия, возвращающийся с точностью удара за удар, неспособный простить малейший долг, заставляющий платить наших детей за то, что мы должны были сами уплатить, за страдания наших родителей.
«Родители ели зеленый виноград, а у детей оскомина».
Кто не видит здесь ужасного замкнутого круга, дороги боли, где распят Иксион?
Кто не захочет разорвать этот круг?
Злопамятные и усталые от страдания и зла говорили: «Женщина страдает от родовых мук? Значит так нужно. Бог этого хочет».
Это «так нужно» покрывает, как известно, грешника и покрывает прегрешения болью.
Хватит культа страдания!
Роды без боли, а точнее, без страха, открыли нам глаза.
Страдание бесполезно, оно не удовлетворит никакого бога, это какая-то неразбериха, чистое ослепление. И отсутствие понимания.
А что касается агрессивности, это протест против недостатка любви. Тем «негибким» людям, которые не хотят понять, надо повторить слова Лао-Цзы: «Приходя в этот мир, человек гибок и бессилен. А однажды умерев, он становится груб и негибок. Молодой тростник, деревья гнутся, они мягки. Вырастая, они высыхают и становятся ломкими. И мертвыми. Значит, сила и твердость приходят со смертью. Покорность, гибкость – друзья жизни. Сила на самом деле никогда ничего не достигала».
Вот и я, в свою очередь, заблуждаюсь: я аргументирую! Какое безумие! Приведение доводов еще никогда не убеждало. А уж скептиков и злюк менее, чем остальных.
В конце своего повествования или сказки я могу сказать только одно:
«Пробуйте», – все, что здесь сказано, просто. Так просто, что даже стыдно настаивать.
Да, надо так мало вещей, не нужны никакие хозяйственные новинки, чудеса техники и другие достижения – гордость технологий, а вернее – игрушки для слаборазвитых детей, которые так модны.
Ничего не нужно.
Только терпение.
И скромность.
Мир в сердце.
Тишина.
Внимание – легкое, но неослабное. Немного понимания, внимания к «Другому»…
Ах, да!.. Я забыл.
Нужна любовь.
Потому что без любви вы будете просто очень ловки. Комната родов будет великолепно освещена, стены вычищены до блеска, ванна нужной температуры, а ребенок не перестанет кричать.
Не обвиняйте книгу, я прошу вас.
Спросите у своей совести: должно быть, в вас осталась какая-то нервозность, злость.
Ребенок не ошибается. Он обладает, чтобы судить вас, удивительной и ужасной уверенностью.