Дырчатая луна (сборник)
Шрифт:
– По-моему, ты лентяй.
– Ну и пусть… А зато я послушно ем манную кашу. Все ее ненавидят, а я – без всякого отвращения.
– Ты ешь варенье с примесью манной каши… – Мама отодвинула трехлитровую темно-красную банку. – Ну вот, закапал себя, чучело! Не забудь смыть, а то рубашка прилипнет.
– Непременно… – Лесь мизинцем снял с ребристой, кофейного цвета груди вишневую каплю. Облизал палец. – Ой, мама, а рубашку-то сегодня надо белую! И белые носочки. Потому что сегодня
– Воображаю, на что будут похожи ваши рубашки к этому уроку…
– Нет, мы обещали Оксане Тарасовне сохранить на весь день парадную внешность… Оксана Тарасовна еще говорила, что хорошо бы черные галстучки. Такие… – Лесь провел рукой по груди вниз, – или такие, бабочкой. – И он чиркнул пальцами у ямки под горлом. – Но все мальчишки сказали, что это уж фигушки.
– Ну и напрасно. Могли хотя бы час или два выглядеть как приличные люди.
Лесь задумчиво поскреб подбородок:
– Думаешь, черная бабочка была бы мне к лицу?
– По крайней мере вреда не принесла бы… А вот очки точно были бы к лицу. А главное – полезны.
Лесь затуманился.
– Чего теперь говорить, раз кокнулись… Да у меня уже все выправилось!
– Не знаю, все ли. И надо ведь закрепить… Ты ужасно легкомысленный, Лесь.
– Нет, я не ужасно. В меру… Спасибо! – Он выбрался из-за стола. У рукомойника смыл с груди и подбородка следы варенья. И через минуту, уже в белой рубашке, надевал ранец. Потом умело закатал до локтей рукава.
– Надень-ка другие штаны. Эти мятые и все в пыли.
– Ну и пусть. Зато у них карманы удобные.
– Чтобы складывать все, что отыщешь на свалках.
– Ну, естественно, – согласился Лесь. – Мама, скажи Це-це, чтобы ничего не трогала у меня на столе…
– Лось! Ты опять? Почему ты так называешь свою… почти родную тетю?!
– А как ее называть? Полное имя говорить – язык вывихнешь. А «тетя Цеца» – вообще смешно, такого имени даже и не бывает. И она не тетя, а дама…
– Лесь, ты дождешься…
– А что я сказал? – Лесь изобразил вежливое недоумение.
– Она – наше спасение. Я целый день на работе, дяди Симы неделями нет дома, а она… Смотри, сегодня ни свет ни заря уже отправилась на рынок.
– Вот и хорошо. А меня пусть не воспитывает… Каждый раз, как приду, она будто случайно мне поясницу щупает – не сырые ли плавки. «Лесик, ты опять купался без спросу? Я умру от беспокойства…»
– Потому что волнуется за тебя. Она тебя любит… И ты должен ее любить, раз вы с дядей Симой такие друзья. Она же его родная сестра!
– Ну, я и люблю… официально. – Лесь хитро сложил рот «восьмеркой»: один край нижней губы – вверх, другой – вниз, и верхняя губа – так же. – А имущество мое пусть она не трогает. У меня все разложено как надо, а она…
– Да она и не входит к тебе в комнату. Потому что отчаянно боится твоего желтого зверя.
Лесь растянул губы в улыбке:
– Вот и славно… Мам, а когда дядя Сима приедет?
– Не знаю, он обещал позвонить мне на почту… Зачем ты толкаешь носки в карманы? Не смей!
Но Лесь затолкал. Взял сандалии и похлопал их друг о дружку.
– Ну что ты за чудо-юдо непутевое, – жалобно сказала мама. – Почему до школы надо топать босиком?
– Берегу сандалеты. На одной уже подошва отстает.
– У тебя же есть почти новые кеды.
– А сандалии должны дожить до двадцать первого числа!
– Ты весь оброс приметами, как неграмотная бабка.
– Вовсе не как бабка! У меня к приметам научный подход… Ну, я пошел!
– А почему ты сегодня так рано?
– С Витькой поиграю подольше…
Лесь крутанулся на босой пятке, глянул на повернутый к солнцу отражатель и скрылся за калиткой.
Тропинка, что вела от калитки вниз, к Шлюпочному проезду, была похожа на пологую лесенку. Прыгала по отшлифованным подошвами камням.
На последней «ступеньке» Лесь через левое плечо оглянулся на дом – приземистый, причудливый, как бы составленный из нескольких белых кубов, с окнами разной величины.
Потом Лесь сбежал на ракушечный тротуар, уронил сандалии, сделал из кулаков «бинокль» и оглядел окрестности.
Это было его пространство, его земля, его мир…
Место, где стоял дом Леся, называлось Французская слободка. Давным-давно, во времена Первой осады, здесь располагался военный лагерь французов. На склонах балки, среди осыпей, до сих пор попадаются иногда иностранные пуговицы со скрещенными сигнальными рожками, с якорями не нашей формы и выпуклыми номерами полков и дивизий.
Целые улицы слободки тянулись по склону вдоль Древней балки, а крутые переулки-лестницы пересекали их.
Справа, на востоке, слободка примыкала к новому району с многоэтажными корпусами (солнце между ними светило уже горячее, без малиновых оттенков). Слева балка плавно переходила в просторные каменистые пустыри, на которых лежал Заповедник – остатки ужасно странного греческого города, где велись теперь раскопки. Среди заросших фундаментов и рассыпавшихся крепостных стен торчали одинокие мраморные колонны. Они были похожи издалека на воткнутые в серую траву сигареты.
За пространством Заповедника лежало очень синее море.