Дьюма-Ки
Шрифт:
— Как…
— Я не знаю как. Когда я позвонил, ты сидела в кресле-качалке. Должно быть, купила его после развода. Ты читала книгу и ела печенье. Овсяное «Бабушкино печенье». Вышло солнце, и теперь оно светит в окна. У тебя новый телевизор, с плоским экраном. — Я помолчал. — И кошка. У тебя есть кошка. Она спит под телевизором.
На другом конце провода царила мёртвая тишина. У меня дул ветер и дождь хлестал в окна. Я уже собрался спросить, слышит ли она меня, когда она заговорила безжизненным голосом, так непохожим на голос Пэм. Поначалу я решил, что она делает это, чтобы причинить мне боль, но ошибся.
— Перестань шпионить за
— Тогда перестань меня винить. — Голос у меня сел. Внезапно я вспомнил Илзе перед её возвращением в университет Брауна, стоящую под ярким тропическим солнцем у терминала авиакомпании «Дельта». Она смотрела на меня и говорила: «Ты должен поправиться. Заслуживаешь этого. Хотя иногда я гадаю, веришь ли ты, что такое возможно». — Произошедшее со мной — не моя вина. Несчастный случай — не моя вина, и вот это тоже. Я ничего такого не просил.
— Ты думаешь, я просила? — выкрикнула Пэм.
Я закрыл глаза, моля уж не знаю кого, кого угодно, сделать так, чтобы я удержался от вспышки ярости.
— Нет, разумеется, нет.
— Тогда оставь меня в покое! Перестань мне звонить. Перестань меня ПУГАТЬ!
Она бросила трубку. Я по-прежнему стоял, прижимая свою к уху. Тишина, громкий щелчок, потом дребезжащее гудение Дьюма-Ки. Сегодня оно словно доносилось из-под воды. Возможно, из-за дождя. Я положил трубку на рычаг, посмотрел на рыцарские доспехи.
— Думаю, всё прошло очень хорошо, сэр Ланселот, — доложил я.
Ответа не последовало — впрочем, другого я и не заслуживал.
x
Я пересёк главный коридор, уставленный комнатными растениями, заглянул в Китайскую гостиную, увидел, что Элизабет спит в той же позе, склонив голову набок. Храп, казавшийся мне таким жалким, подчёркивающим её старость, теперь успокаивал. Иначе могло показаться, что она мертва, сидит в кресле со сломанной шеей. Я подумал, не разбудить ли её, и решил, что не стоит. Потом посмотрел направо, на широкую парадную лестницу, вспомнил её слова: «Ты это найдёшь на лестничной площадке второго этажа». Найду что?
Вероятно, Элизабет опять потеряла связь с реальностью, но других дел у меня не нашлось, вот я и зашагал по коридору, который в более скромном доме был бы всего лишь переходом между его частями. Здесь же дождь продолжал барабанить по стеклянному потолку. Я начал подниматься по лестнице, остановился за пять ступенек до площадки второго этажа, глаза у меня широко раскрылись, потом я медленно продолжил подъём. Элизабет связи с реальностью не утратила. Я нашёл это — огромную чёрно-белую фотографию в узкой золочёной рамке. Позже я спросил Уайрмана, как удалось увеличить чёрно-белую фотографию 1920-х годов до таких размеров (четыре на пять футов как минимум), практически не потеряв в чёткости. Он ответил, что фотографию, вероятно, сделали «Хасселбладом», лучшим за всю историю нецифровым фотоаппаратом.
Фотография запечатлела восемь человек на белом песке. Фоном служил Мексиканский залив. Высокий симпатичный мужчина лет сорока пяти стоял в чёрном купальном костюме, состоящем из майки с широкими лямками и обтягивающих трусов, вроде тех, которые теперь надевают баскетболисты под верхние. По обе стороны расположились пять девочек, старшая — уже девушка на выданье, младшие — совершенно одинаковые блондинки, напоминавшие близнецов Боббсли из книг моего далёкого детства. Близняшки были в одинаковых платьях для купания, юбках в оборочках, и держались за руки. В свободной руке каждая сжимала куклу Рэггеди Энн. [93] С болтающимися ножками, в передниках, куклы заставили меня подумать о Ребе… и тёмные волосы над тупо улыбающимися лицами кукол-близняшек были, безусловно, КРАСНЫМИ. На сгибе руки мужчина (Джон Истлейк, я в этом не сомневался) держал ещё одну девочку, малышку, которая со временем стала той самой старухой, что храпела сейчас на первом этаже. Позади белых стояла молодая чернокожая женщина лет двадцати двух с косынкой на голове. Она держала корзинку для пикника, тяжёлую, судя по напрягшимся мышцам рук. На предплечье одной руки блестели три серебряных браслета.
93
Рэггеди Энн (Raggedy Ann) — дословно Энн-из-тряпочек, персонаж, созданный детским писателем Джонни Грюллем в 1915 г. Сама кукла (действительно с ярко-рыжими, почти что красными волосами) появилась на прилавках магазинов в 1918 г.
Элизабет улыбалась и тянулась пухлыми ручками к тому, кто сделал этот семейный портрет. Кроме неё не улыбался никто, разве что в уголках рта мужчины пряталась тень улыбки. Но усы не давали понять, так ли это. А вот молодая чернокожая няня точно выглядела мрачной.
В свободной руке Джон Истлейк держал две вещи. Маску ныряльщика и гарпунный пистолет, который сейчас крепился к стене библиотеки среди другого оружия. И меня занимал единственный вопрос: действительно ли Элизабет выскользнула из тумана, который застилал её разум, чтобы направить меня сюда?
Но я не успел найти ответ, потому что внизу распахнулась парадная дверь.
— Я вернулся! — крикнул Уайрман. — Задание выполнено! И кто теперь хочет выпить?
Как рисовать картину (V)
He пугайтесь экспериментов; найдите свою музу и позвольте ей вести вас. По мере того как талант Элизабет расцветал, её музой стала Новин, чудесная, говорящая кукла. И к тому времени, когда Элизабет осознала свою ошибку (тогда и голос Новин поменялся), было уже слишком поздно. Но поначалу всё, наверное, было чудесно. Встреча с музой — всегда счастье.
Взять, к примеру, тот торт.
— Заставь его упасть, — говорит Новин. — Заставь его упасть, Либбит!
И она это делает. Потому что может. Рисует торт няни Мельды на полу. Размазанным по полу! Ха! И няня Мельда над ним, уперев руки в бока, с написанным на лице огорчением.
Почувствовала ли Элизабет стыд, когда так и случилось? Стыд и страх? Думаю, да.
Знаю, что почувствовала. Для детей обычно забавна только воображаемая злоба.
Однако были и другие игры. Другие эксперименты. Пока, наконец, в 1927…
Во Флориде все внесезонные ураганы называют «Элис». Это такая шутка. Но тот, что налетел в марте вышеуказанного года, следовало назвать ураган «Элизабет».
Кукла нашёптывала ей голосом ночного ветра в пальмах. Или шуршанием ракушек под «Розовой громадой» при отливе. Нашёптывала, когда маленькая Либбит уже начинала засыпать. Убеждала, как это будет здорово, нарисовать сильный шторм. И кое-что ещё.
Новин говорит: «Это клад. Спрятанные сокровища, которые откроет большой шторм. Папочке будет интересно найти их и посмотреть».