Дюна: Дом Коррино
Шрифт:
Она оглядела собравшихся и сделала глоток кофе.
Снова заговорила темноволосая Сестра Кристэйн:
– Такое оружие, если оно будет применено, может поставить империю на грань катастрофы. Но настоящий ужас начнется, если даже мы не разберемся, как оно работает. Мы должны сделать это во что бы то ни стало и похоронить наше открытие в архивах Общины Сестер.
Кристэйн получила военную подготовку и занималась организацией и проведением силовых акций в случаях, когда бессильными оказывались дипломатические игры и тайные интриги. Кристэйн была молода и нетерпелива, но иногда Харишка находила полезной такую пылкость.
– Абсолютно верно. – Верховная Мать сменила позу, устав от сидения на жесткой каменной скамье. – Некоторые клейма на остатках судна указывают на то, что в его производстве участвовал некий Чобин. Мы давно установили, что какой-то изобретатель с этим именем бежал от Ришезов на Гьеди Первую приблизительно в то время, когда была разработана технология производства корабля-невидимки.
Тора выпила третью чашку меланжевого кофе, не обратив внимания на неодобрительный взгляд Харишки.
– Должно быть, Харконнены слишком поспешно избавились от этого человека, в противном случае они могли бы без труда создать новый генератор невидимого поля.
Харишка сцепила на животе свои паучьи пальцы.
– Естественно, мы наведем справки в столице Ришезов.
Суеверие и суровая действительность пустыни пронизывают всю жизнь фрименов. В их жизни тесно переплелись религия и закон.
В день, когда должно было решаться будущее его народа, Лиет Кинес проснулся, размышляя о будущем. Он сел на краю ложа, которое много лет делил с Фарулой, – толстой циновки, уложенной на пол маленькой, но уютной комнаты в Сиетче Красной Стены.
Великое совещание фрименов начнется сегодня. Это будет встреча вождей всех сиетчей, на которой предстоит договориться о единых действиях против Харконненов. Перед лицом их жестокостей народ пустыни слишком часто оказывался разобщенным, неуправляемым и беспомощным. Процветали соперничество кланов, родовая вражда и распыление сил. Сегодня Лиету предстояло донести до сознания вождей пагубность такого положения.
Его отец мог бы достичь этой цели, невзначай обронив несколько обычных слов. Пардот Кинес, экологический пророк, сам не понимал меры своей власти. Он просто принимал ее как средство осуществления своей цели – создания рая на Дюне. Но его сын Лиет был молод и ничем еще не доказал своего права вести за собой людей.
Сидя на спальном ложе, Лиет прислушался к тихому жужжанию вентиляционных машин сиетча. Рядом тихо дышала Фарула. Она проснулась, но лежала молча, как всегда, с любовью глядя на мужа синими глазами.
– Мои заботы не дают тебе отдыха, любовь моя, – сказал Лиет Фаруле.
В ответ она ласково коснулась его плеча.
– Твои мысли – это мои мысли, мой дорогой. Я сердцем чувствую твои заботы и твою страсть.
Он поцеловал ее руку. Фарула провела пальцами по бороде, которую начал отращивать Лиет.
– Не тревожься. В тебе течет кровь уммы Кинеса, так же как и его мечты.
– Но увидят ли это фримены?
– Иногда наш народ бывает глуп, но он никогда не был слеп.
Лиет Кинес любил ее много лет. Фарула была истинно фрименской женщиной, дочерью старого Хейнара, одноглазого наиба сиетча, и хорошо знала свою роль. Она была лучшей целительницей племени, но самым большим ее достижением было врачевание душевных ран Кинеса. Она знала, чем тронуть мужа и как любить его.
Тревожась за успех своего выступления на совете, он склонился над женой и крепко ее обнял. Она поцеловала Лиета, развеяв его страхи, погладила по голове, утишив тревогу и вселив в него новые силы.
– Я буду с тобой, любовь моя, – сказала Фарула, хотя женщины не будут допущены на совет наибов, перед которыми Лиету предстояло держать речь. Выйдя из своей комнаты, Лиет и Фарула снова станут чужими, как того требовал этикет фрименов, но Кинес понял, что хотела сказать его супруга. Она действительно будет с ним. И сердце его согревалось от этой мысли.
Дверной проем был закрыт сплетенной из меланжевых волокон занавеской, на которой женщины сиетча выткали изображение Гипсового Бассейна, где его отец устроил цветущую оранжерею – прообраз своего воплощенного проекта. На полотне были видны ручьи, порхающие колибри, плодовые деревья и яркие цветы. Закрыв глаза, Лиет явственно представил себе аромат растений и даже ощутил прикосновение летающей пыльцы и влажность на щеках.
– Надеюсь, сегодня я сделаю все, чтобы ты мог мною гордиться, отец, – как молитву, прошептал Лиет.
По трагической случайности, потолок оранжереи, пропитавшись влагой, обрушился, похоронив под своими обломками Пардота и нескольких его помощников. С того страшного дня прошло чуть меньше года, но Лиету казалось, что с тех пор протекло гораздо больше времени. Теперь он, Лиет Кинес, должен был нести ответственность отца, уммы Кинеса.
Старое всегда должно уступать место новому.
Старый Хейнар скоро откажется от руководства Сиетчем Красной Стены, и многие фримены думали, что его место займет Лиет. Фрименское слово, обозначавшее наиб, можно было перевести с древнего языка чакобса как «слуга сиетча». У Лиета не было никаких личных амбиций: он просто хотел служить людям, сражаться с Харконненами и продолжить поход на пустыню, превращая ее в цветущий сад Дюны.
Лиет был фрименом лишь наполовину, но с первого вдоха, с первого удара сердца вне утробы матери душа его была фрименской. Как новый имперский планетолог, преемник великого мечтателя Пардота Кинеса, Лиет не мог ограничить свою деятельность рамками одного племени.
До того, как на совет прибудут последние представители племен и совещание начнется, Лиету надо было закончить свои профессиональные дела. Хотя он ни в грош не ставил Шаддама ни как человека, ни как императора, научная работа по-прежнему составляла существенную и самую ценную часть бытия Лиета. Каждый миг жизни был неповторим и бесценен, как чистая вода, и Лиет не имел права тратить ее попусту.
Окончательно проснувшись, он быстро оделся. Оранжевый рассвет не успел разлиться по пустынному ландшафту, а Лиет уже приступил к работе, надев свой новый защитный костюм. Даже в этот ранний час камни и песок пустыни были теплыми, а демон жары уже пустился в свой неистовый пляс над горами и дюнами. Кинес отошел от скалистой гряды всего лишь на несколько сотен метров.
Здесь, в неприметной расщелине, находилась небольшая биологическая станция – маленький набор сенсоров и датчиков, вмонтированных в камни. Пардот Кинес когда-то починил старое, давно брошенное оборудование, и члены сиетча поддерживали теперь в рабочем состоянии измерительную и контрольную аппаратуру. Приборы измеряли скорость ветра, температуру воздуха и агрессивность окружающей среды. Один прибор улавливал самую ничтожную влажность и фиксировал ее в своей памяти.