Дюна
Шрифт:
— Извините меня. Я не могу говорить об этом, — он открыл глаза, придав своему лицу выражение глубокой скорби. По крайней мере, в этом он не лгал.
Джессика внимательно рассматривала его, изучая впалые щеки, глубокие темно-карие глаза, вислые усы над лиловатыми губами и узкий подбородок. Она видела, что морщины, избороздившие его щеки и лоб, происходят не столько от возраста, сколько от страдания. Ее охватило теплое чувство к старому доктору.
— Мы виноваты перед вами, Веллингтон, что привезли вас в такое опасное
— Я приехал сюда добровольно, — ответил он. И это было правдой.
— Но вся эта планета — большая ловушка Харконненов. Вы не можете не знать об этом.
— Чтобы поймать герцога Лето, одной ловушки мало, — и это тоже была правда.
— Возможно, мне следовало бы рассказать ему об этом, — сказала Джессика. — Он превосходный тактик.
— Мы еще не пустили здесь корни. Вот почему нам тут так неуютно.
— А как легко уничтожить растение, которое не успело пустить корни! — подхватила она. — Особенно когда его сажают во враждебную почву.
— Вы уверены, что почва враждебная?
— В Аракине уже были бунты, когда туземцы услышали, сколько народу привез с собой герцог. Они прекратились только тогда, когда люди узнали, что мы установили новые воздушные ловушки и конденсаторы.
— Воды хватает только-только, чтобы поддержать существование, — согласился Юх. — Если количество воды ограничено, а потребителей становится больше, то цены, естественно, подскакивают и самые бедные умирают. Но герцог справился с этой проблемой. Надеюсь, что бунты не выльются в постоянную враждебность по отношению к нам.
— А охрана? Охрана всюду. И щиты — куда ни глянь, воздух колышется от щитов. Нет, на Каладане мы жили не так.
— Может, все еще станет на свои места.
Но Джессика продолжала не отрываясь смотреть в окно.
— Мне кажется, я чувствую запах смерти. Хайват уже давно сотнями засылал сюда своих агентов. Охрана снаружи — его люди. Носильщики — тоже его люди. Последнее время из казны без всяких объяснений исчезают огромные суммы. Это может значить только одно — нужно давать взятки кому-то высоко наверху, — она покачала головой. — Всюду, где бы ни прошел Суфир Хайват, за ним следуют смерть и обман.
— Вы несправедливы к нему.
— Несправедлива? Да я просто преклоняюсь перед ним! Смерть и обман сейчас наша единственная надежда. Я никогда не строила иллюзий о методах Хайвата.
— Вам следует… занять себя, — предложил Юх. — Тогда у вас не останется времени для подобных…
— Занять! Вы знаете, Веллингтон, на что уходит мое время? Я — секретарша герцога. И благодаря этим занятиям, я каждый день узнаю такое, что мне становится еще страшнее. Она сжала губы, потом тихо проговорила: — Иногда я думаю, насколько моя бен-джессеритская выучка повлияла на его выбор?
— Что вы имеете в виду? — горечь ее тона обезоружила его, он никогда не видел свою госпожу в таком состоянии.
— Не кажется ли вам, Веллингтон,
— Это недостойная мысль, Джессика.
Упрек совершенно искренне сорвался с его губ. Не было никаких сомнений относительно чувств, которые герцог питал к своей наложнице. Только слепец не заметил бы, какими глазами он на нее смотрит.
Она вздохнула:
— Вы правы. Недостойная.
Она снова обхватила себя за плечи, почувствовала, как ай-клинок прижался к ее телу, и подумала о крови, которую он пролил и которую мог бы пролить.
— Очень много крови прольется в ближайшее время. Харконнены не успокоятся, пока не погубят герцога или не погибнут сами. Барон не может забыть, что в Лето течет императорская кровь, а Харконнен — всего лишь титул, купленный у АОПТ. А главное, что не дает ему спать по ночам, — то, что когда-то некий Атрейдс обвинил Харконнена в трусости во время Коринской битвы.
— Старая феодальная распря, — пробормотал доктор Юх. На мгновение его охватила злоба. Эта старая распря поймала его в свою паутину, убила Вану или, что еще хуже, оставила ее мучаться в руках Харконненов до тех пор, пока ее муж не выполнит их приказания. Старая феодальная распря поймала в свои сети его и всех этих людей. По злой иронии судьбы смертельный удар должен быть нанесен на Аракисе, единственном во Вселенной источнике пряностей, пряностей, продляющих людям жизнь, возвращающих здоровье.
— О чем вы думаете, доктор?
— Я думаю о том, что рыночная стоимость пряностей сегодня — шестьсот двадцать солярий за декаграмм. И о том, что можно купить за такие деньги.
— Неужели даже вас, Веллингтон, обуяла жадность?
— Вовсе не жадность.
— А что же?
— Отчаяние, — он пожал плечами. — Помните вкус пряностей, когда вы попробовали их в первый раз?
— Да. Похоже на корицу.
— И каждый раз что-то другое. Никогда не повторяется. Потому что они — это сама жизнь. Ведь каждый раз, когда вы с ней сталкиваетесь, она поворачивается к вам другим лицом. Некоторые считают, что в пряностях главное — запах. Уже один запах возбуждает организм, переводит его в состояние легкой эйфории. И их, так же как жизнь, подделать или синтезировать невозможно.
— Я иногда думаю, что для нас было бы гораздо разумнее уйти в изгнание, — сказала Джессика. — Просто исчезнуть за пределы Империи.
Юх понял, что она его не слушает. Он задумался над ее словами: В самом деле, почему она не заставила его так поступить? Она ведь может уговорить его на все что угодно.
Он быстро заговорил, чтобы поскорее сменить тему:
— Джессика, вы не сочтете дерзостью, если я… задам вам личный вопрос?
Она прислонилась к подоконнику, внезапно ощутив приступ острого беспокойства.