Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Шрифт:

В 1915 г. Толкин написал стихотворение «Ты и Я», посвящённое, естественно, Эдит. В нём он совершенно откровенно следует Барри, — они с Эдит встречались ещё до знакомства в снах, в некоем фантастическом краю, в «Домике Забытой Забавы». Наследует стихотворение Толкина и то острое ностальгическое чувство, которое пронизывает тексты Барри, — здесь оно даже более явно выходит на первый план, будто предвосхищая неизданное ещё «Когда Венди выросла». В принципе, неудивительно, что Домик Забытой Забавы нашёл себе место в «Книге Забытых сказаний». В первой (по внутренней хронологии) открывающей главе её Эрессэа оказывается чем-то вроде Неверленда (разве что более благоустроенного), страной снов, где некоторые из детей могут остаться… Именно в Домике достигший Эрессэа, разумеется, «обычным» путём по морю Эриол выслушивает «забытые сказания», постигая историю мира.

Однако по мере

работы над «Легендариумом», уже в «Книге забытых сказаний», Толкин не мог не осознать неуместность образов Барри для своей мифологии. Ни Валинор, ни Эрессэа — не «Неверленд», и существа, подобные Динь-Динь, не могли возводить городов, подобных Кору. Толкин уходит от образов Барри. Уходит не без сожалений — дорогое его сердцу, особенно после многих лет небеспроблемного брака, стихотворение «Ты и Я» перерабатывалось ещё и в 1960-х гг., спустя четыре десятилетия после того, как «Домик Забытой Забавы» исчез с Эрессэа. Навеянный же именно им образ «Дороги снов» как пути к откровениям Истинного Запада остаётся для Толкина важен и в пору «Забытой дороги», и в «Notion Club Papers».

Своё отношение к драматургии Барри Толкин специально сформулировал в эссе «О волшебных историях». Здесь — редкий случай — мы видим отзыв о произведениях, к которым у Толкина не было заявленного однозначного отношения; которые и притягивали его, и явно пугали. «Драма может быть построена на влиянии, оказанном какими-то событиями в Фантазии или в Феерии на персонажей-людей… Но по драматическому результату это не фантазия; персонажи-люди держат сцену и на них концентрируется внимание. Драма этого сорта (пример — некоторые из пьес Барри) может быть использована фривольно, может быть использована для сатиры или для передачи посланий, подразумеваемых драматургом — для людей… Имеется, к примеру, множество историй, рассказывающих, как люди обоего пола исчезали и проводили годы среди фейри, не замечая хода времени или не старея на вид. В «Мэри Роз» Барри обратился к этой теме как драматург. Фейри мы не видим. Всё время отдано жестоко терзаемым человеческим существам. Вопреки сентиментальной звёздочке и ангельским голосам в конце (в печатной версии), эта пьеса заставляет чувствовать боль и легко может быть обращена в дьявольскую: стоит только подставить (как было на моих глазах) в конце на место «ангельских» голосов зов эльфов».

Между тем в «Мэри Роз» Барри высказал прямо многое из того, что завуалированно присутствует в «Питере Пэне». Феерия, или Неверленд, — разом и предмет вожделения, и смертельная ловушка, заключающая человека в вечном вчера. Разница между Толкином и Барри была в том, что Барри был бы не вполне прочь остаться, если б от подлинного мира можно было отделаться вовсе. Толкин, сталкиваясь с острыми порывами эскапизма, умел ставить себе запрет. Путь «побега» он видел только в литературе, а не в личном уходе от реальности. «Детям предназначено взрослеть, а не становиться Питерами Пэнами», — сурово утверждает Толкин по другому поводу в том же эссе. Барри и соглашался, и не соглашался с этим. Всегда ли однозначен был ответ Толкина? Во всяком случае, явно случались моменты, когда ему не хотелось, чтобы это было так.

Толкину нравились сказки Беатрикс Поттер. Среди известных ему детских писателей он ставил её весьма высоко. В разгневанном письме издателю по поводу своего голландского перевода Толкин вспоминал нелепые переводы имён из сказок Поттер на иностранные языки, что, конечно, свидетельствует о хорошем знакомстве с самими сказками и интересе к ним. Поттер относилась к иному литературному потоку, её истории чётко ложились в параллельный для Толкина мир животной сказки, однако он позволял им попасть на периферию истории «волшебной».

По словам Толкина, «истории Беатрикс Поттер поблизости от рубежей Феерии, но вне её, я думаю, по большей части. («Портной из Глостера», возможно, ближе всего. «Ухти-Тухти» была бы не менее близка, если бы не намёк на объяснение через сон…) Их близость главным образом обязана сильному моральному элементу: под каковым я имею в виду их внутреннюю моральность, а не какое-то аллегорическое significatio. Но «Кролик Питер», хотя там встречается запрет, а запреты имеются в стране фейри (как, вероятно, и по всей вселенной на любом плане и в любом измерении), остаётся животной сказкой». К этой теме Толкин возвращается позднее, рассуждая о сказочных «запретах» и древних табу как отражении некоего изначального Запрета: «Самые невинные «нянюшкины сказки» знают об этом. Даже Кролик Питер, войдя в запретный сад, потерял свой голубой пиджачок и заболел. Запертая Дверь остаётся извечным Искушением». Никакого заметного влияния

на творчество самого Толкина при этом сказки Поттер не оказали, что роднит её с другой знаменитой сказочницей, Несбит. Любопытно, что, сколь бы высоко Толкин ни ставил отдельных писательниц, на страницы своих произведений он позволял попасть только мотивам писателей-мужчин. Правда, иногда проводятся параллели между хоббитскими норами и норой Питера, но тут у Толкина был, как уже говорилось, более очевидный образец — Грэм.

Самым «молодым» (за единственным исключением, речь о котором позднее) среди действительно повлиявших на Толкина сказочников был Эдвард Уайк-Смит. Его многое сближало с самим Толкином. Писать сказки Уайк-Смит начал под влиянием опыта Первой мировой — правда, попал на неё уже вполне зрелым человеком (в 1914 г. ему исполнилось сорок три). Неудивительно, что подобно Толкину Уайк-Смит был настроен чрезвычайно эскапистски, и это в полной мере отразила лучшая и наиболее известная из его сказок — «Удивительная страна снергов». Заглавная «страна» — остров, отгороженный от внешнего мира с его нынешними тревогами, — населена созданиями из сказок и легенд. Основные её обитатели — снерги — низкорослые существа, почти во всём остальном напоминающие людей, а именно жителей «старой доброй Англии» доиндустриальной эпохи. Кроме них, на острове живут и обычные дети, что воскрешает в памяти «Питера Пэна», наверняка на Уайк-Смита повлиявшего.

Книга Уайк-Смита стала любимым чтением детей Толкина, да и сам последний говорил о ней «с энтузиазмом», по выражению С. Анвина. И как, наверное, уже понятно, «Удивительная страна снергов» решающим образом повлияла на внешний облик хоббитов и характеристику их страны в «Хоббите». Сам Толкин уже после выхода «Властелина Колец» признавал связь, хотя и довольно сдержанно: «…следовало бы сказать, что это, вероятно, бессознательный источник! — хоббитов, а не чего-либо иного».

О «бессознательном» и «сознательном», как всегда в таких случаях, судить очень трудно, — да это и непринципиально. Фактом является то, что к Уайк-Смиту восходит не только внешний вид хоббитов. Имя Бильбо (возможно, как раз «бессознательно») напоминает имя главного героя «Удивительной страны снергов», снерга Горбо, хотя, в отличие от него, является и реальной английской фамилией. Более того, Толкин — может, опять же «бессознательно», — обращался к образам Уайк-Смита и во время работы над «Властелином Колец». Первоначальная версия эпизода с «великаном» Фангорном, в которой тот предстаёт лишь внешне добрым, а на деле злокозненным, перекликается с одним из эпизодов «Удивительной страны снергов». Любопытно, что там в гости к коварному великану попадают двое детей, как и в итоговой версии романа, где речь идёт о двух младших хоббитах, а не о Фродо, только великан уже не коварен.

Речь до сих пор шла исключительно об английской сказке, и это неудивительно — современную ему иностранную литературу Толкин и знал несколько хуже, и любил, судя по всему, гораздо меньше. Это касалось даже (или тем более) литературы американской. Из всей довольно богатой к середине XX в. традиции американской литературной сказки проходного внимания Толкина удостоились только «Сказки дядюшки Римуса» Джоэля Харриса. Возможно, лишь потому, что как раз не претендовали быть «волшебной историей». «Братец Кролик» упоминается в эссе «О волшебных историях» в ряду тех сказок, в которых «животный облик — просто маска на человеческом лице, приём сатирика или проповедника». Судя по общему тону, такие истории особого интереса у Толкина не вызывали, в отличие от сказок Грэма или Поттер, которых он удостаивает особой характеристики.

Приключения и не только

Поздневикторианская эпоха дала целую плеяду признанных мастеров жанровой литературы. Наиболее яркие из этих авторов прилагали свой талант к самым разным литературным жанрам — фантастике, историческому роману, роману приключений, сказке — одновременно. Естественно, все они были хорошо известны молодым читателям поколения Толкина. И некоторые оставили у него в памяти и в его творчестве весьма заметный след.

Толкин был совершенно равнодушен к «реалистическим» приключенческим романам Роберта Льюиса Стивенсона. «Остров сокровищ» ему не понравился ещё в детстве: «У меня было очень мало желания смотреть на закопанные сокровища и дерущихся пиратов, так что «Остров сокровищ» оставил меня холодным». Конечно, вряд ли могли его вдохновить и «шотландские» романы Стивенсона — слишком «неанглийские», даже «антианглийские» с очевидностью… Другое дело — поэзия Стивенсона с её романтическими и мифологическими мотивами. Стивенсон тоже обращался, например, к образу таинственной волшебной страны.

Поделиться:
Популярные книги

Магия чистых душ 2

Шах Ольга
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.56
рейтинг книги
Магия чистых душ 2

Камень

Минин Станислав
1. Камень
Фантастика:
боевая фантастика
6.80
рейтинг книги
Камень

Прогрессор поневоле

Распопов Дмитрий Викторович
2. Фараон
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Прогрессор поневоле

Адепт: Обучение. Каникулы [СИ]

Бубела Олег Николаевич
6. Совсем не герой
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
9.15
рейтинг книги
Адепт: Обучение. Каникулы [СИ]

Газлайтер. Том 4

Володин Григорий
4. История Телепата
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Газлайтер. Том 4

Провинциал. Книга 7

Лопарев Игорь Викторович
7. Провинциал
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Провинциал. Книга 7

Назад в СССР 5

Дамиров Рафаэль
5. Курсант
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.64
рейтинг книги
Назад в СССР 5

Темный Лекарь 3

Токсик Саша
3. Темный Лекарь
Фантастика:
фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Лекарь 3

Наследник

Кулаков Алексей Иванович
1. Рюрикова кровь
Фантастика:
научная фантастика
попаданцы
альтернативная история
8.69
рейтинг книги
Наследник

Долг

Кораблев Родион
7. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
5.56
рейтинг книги
Долг

Жребий некроманта 2

Решетов Евгений Валерьевич
2. Жребий некроманта
Фантастика:
боевая фантастика
6.87
рейтинг книги
Жребий некроманта 2

Путь (2 книга - 6 книга)

Игнатов Михаил Павлович
Путь
Фантастика:
фэнтези
6.40
рейтинг книги
Путь (2 книга - 6 книга)

Гром над Империей. Часть 1

Машуков Тимур
5. Гром над миром
Фантастика:
фэнтези
5.20
рейтинг книги
Гром над Империей. Часть 1

Великий род

Сай Ярослав
3. Медорфенов
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Великий род