Джан — глаза героя
Шрифт:
Но сейчас, когда хозяйская рука разглаживала звездочку у него на лбу и ласково мяла большие торчащие уши, пес весь разнежился, и его страшная морда выражала детское блаженство.
Так проехали они первую и вторую остановки.
На каждой станции в вагон вваливались новые пассажиры. Они невольно делали движение назад, но умиленное выражение разнеженного зверя, понятное и малому ребенку, поднимало в них упавший дух, и — кто бочком, кто на цыпочках, они молча и деликатно пробирались мимо.
Перед третьей
Любопытные повысовывались в открытые окна вагонов. Человек и собака спустились с платформы и вдоль ограды зеленых садов пошли в сторону, обратную движению поезда.
Хозяин собаки шагал легко и стремительно, как ходят обычно пастухи и охотники, но и он не поспевал за увлекшимся поводырем.
— Подожди, Джан! Что это с тобою сегодня?! Куда ты торопишься? Как тебя учили водить?… — уговаривал собаку слепой.
Но собака чуяла в голосе мягкость и попустительство и только влегала грудью в шлею.
— Стоп! — раздался наконец сердитый окрик.
Пес встал словно вкопанный.
— Фу, бессовестный! Уморил! — человек опять снял фуражку и принялся вытирать вспотевший лоб. Он опустился на траву возле изгороди и похлопал рукой по земле:
— Отдышусь, тогда пойдем дальше. Садись, Джан, пока!
Джан разочарованно уселся, зевнул и затрясся:
— Ну что раззевался?! Что дрожишь, чего нервничаешь? Небось, силушка по жилочкам похаживает? Покою тебе не дает? А я, брат, отбегал…
В голосе зазвучали грустные нотки. И сердце собаки встрепенулось.
Джан на брюхе подполз к хозяину, потерся головой о его бок и, как нашаливший ребенок, виновато зарылся носом в опущенные ладони.
Наступило молчание. Собака ласкалась, терлась о хозяина головою, взвизгивала, отфыркивалась…
Наконец ей удалось его рассмешить. Она подскочила, обрадованная, положила передние лапы ему на плечи и попыталась лизнуть в лицо.
— Ах ты, плут! Ну хорошо, что раскаялся. Будет, будет подлизываться!.. Идем лучше скорее в общежитие, Джан! Слышишь, веди меня в общежитие.
Они встали, отряхнулись и так прытко двинулись мимо улиц и переулков, что любой городской житель высунул бы язык, если бы вздумал угнаться за ними.
Теперь поводырь не рвался больше вперед.
Он шел ровной, размеренной походкой, прижавшись к хозяйской ноге и заботливо минуя все помехи на его пути.
У не просохшей еще после вчерашней грозы лужи Джан остановился и залаял. Он дал время нащупать тростью раскисшую глину, а затем, прижавшись сильнее, медленно обвел хозяина стороною.
Так прошли они через весь поселок и свернули в последний проулок.
Собака толкнула лапой заросшую бузиной калитку. Хозяин ее нажал скрытую кнопку, и оба вошли.
За калиткой, над входом в большую двухэтажную дачу, была вывеска:
ОБЩЕЖИТИЕ СЛЕПЫХ ИНВАЛИДОВ ВОЙНЫ
коллектив учебно-производственного предприятия
№ 12
Московского отдела Всероссийского о-ва слепых.
Минут через пять Джан уже без сбруйки пробежал из общежития через большую террасу в цветник. Он катался и ползал по траве, растирая брюхо, спину и восторженно дрыгая всеми четырьмя лапами. Потом, поупражнявшись в гигантских прыжках через клумбы, опрометью кинулся к маленькой опрятной кухне.
Красивая женщина с короной бронзовых кос над неподвижным, как у многих слепых, лицом, видимо, поджидала четвероногого визитера. Миска со всякой снедью была приготовлена для него в углу.
Пока Джан, расставив могучие лапы, лакал похлебку и, словно сухарики, разгрызал кости, женщина разговаривала с ним и поглаживала его по спине.
Забежала еще одна слепая. Она прислушалась и спросила:
— Это кто? Джан, что ли, так чавкает? А где ж председатель наш, Джан?
Даже толстая кошка поиграла с Джановым хвостом и потерлась о его ляжку, хотя пес буркнул в миску не отрываясь, от чего вся похлебка пошла пузырями.
По всему было заметно, что Джана здесь любят, балуют и радуются его приходу.
Не успел он доесть, как из цветника послышались голоса.
— Джан, ко мне!..
Пес немедленно бросил угощение и через минуту ткнул захлюпанным носом хозяйскую ладонь.
— Ну, доволен? Набегался, поразмялся? Э-э-э, да ты брат не теряешься, всю морду умазал в каше. Убери, убери голову, испортишь мне костюм…
Инвалиды в очках окружили собаку:
— Подзаправился, Джанчик?
— И чего мне «теряться», скажи, Джан-душа! Я же не чужой! — Человек погладил собаку левой рукой, правый рукав у него был пустой. У другого — вместо кистей протезы в черных перчатках… А народ все коренастый, плечистый, в самом цвету. И несмотря на следы страшных ран и увечий, держались они по-военному прямо, шутили громко и весело.
— Вы за отпуск, Семен Гаврилович, основательно двинулись и по музыке и по чтению…
— Ноты разбираете вовсе свободно? Большое упорство у вас…
— А наш «Паганини» совсем погано читает…
Один из слепых держал ноты с былыми выпуклыми, точно вдавленными булавочной головкой, значками:
— А без нот вы ту песню не помните?
— Постараюсь припомнить. Давайте баян! Мы частенько певали ее с нашим командиром эскадрильи.
Семен Гаврилович опустился в цветнике на скамейку и приладил на коленке гармонь.
— Песня эта старинная, ей больше ста лет. А вы все слова знаете, Леня?
Звучный, необыкновенного тембра баритон запел под аккомпанемент баяна: