Шрифт:
ГЛАВА 1
Аншлагбаум, или Как зачетно развлечься в провинции у моря
Укутавшись в черную ночь, южное побережье спокойно дышало под полной луной, бесстыдно оголившей всю свою округлость средь сотен маленьких звезд. Звезды, в свою очередь, едва заметно перемигивались, словно домохозяйки, сплетничающие об откровенных нарядах своей немолодой соседки. И только мудрое море то и дело шикало на болтушек, как старый сварливый дед, рассказывающий о военных подвигах своим внукам — полудуркам и непоседам.
По горному серпантину лихо неслась черная иномарка, заглушая своим мотором смиренно шуршащее море. Из-под колес «BMW» нетерпеливо вылетала дорожная пыль, которая в темноте казалась ослепительно-белой, и тут же оседала на дорогу. В машине, беспрерывно хохоча,
На переднем сиденье, рядом с водителем, сидел крепкий насупленный парень, облаченный в пляжно-спортивные бриджи и майку цвета ночного неба, на котором так озорно переговаривались надоедливые звезды. За свое крепкое телосложение и зверское выражение лица он получил прозвище Бугай, как его теперь и называли все от мала до велика. Бугай уверенно держал в левой руке полупустую бутылку шампанского и качал коротко стриженной головой в такт музыке, звучащей только в его ушах. Периодически прикладывая горлышко бутылки к достаточно пухлым, разбитым на боксе губам, Бугай веселел и поглядывал в окно, издавая малопонятные звуки, которые, вероятно, означали восторг от увиденного. Слева от изворотливого серпантина, по которому неслась пятерка весельчаков, скворчала сковорода моря, справа монотонной стеной возвышались горы.
На заднем сиденье тонированного «BMW» развалился маленький, достаточно плотный мужичок лет двадцати пяти. Юрец, а именно так все называли данного персонажа, был одет лишь в короткие летние шорты. Мускулистое туловище Юрца было сплошь утыкано цветными татуировками и в данный момент подвергалось легким объятиям и покусываниям девиц, крашеной блондинки и брюнетки. Девушки, сидя по обе стороны от вальяжного сердцееда, умудрялись время от времени что-то снюхивать с кредитки, зажатой в железных пальцах атлета. При этом все трое ни на минуту не прекращали хохотать.
За рулем, вцепившись руками в баранку, а взглядом — в ночную дорогу, сидел нервный провинциальный прощелыга — Серый. Из-под цветастой гавайской рубашки торчали сильно загорелые худые руки, лихо вертящие руль в разные стороны, в унисон сумасшедшему серпантину. На шее Серого висела толстая золотая цепь прекрасного самоварного золота. Водитель напряженно сжимал челюсти и посматривал на часы. Когда метрах в десяти от его носа забелел шлагбаум, он покорно остановил машину, выключив фары. Рядом со шлагбаумом расположился огромный перекошенный рекламный щит нелепого содержания: «Добро пожаловать в Южноморск — заповедник российского джаза». Со щита на «бумер» с туристами зловеще уставились улыбающиеся Утесов и Орлова. Между шлагбаумом и щитом стояла будка, в которой, услышав шум подъезжающей машины, проснулся старый дед, облаченный в бескозырку с надписью «Стерегущий» и матросский бушлат на голое тело. Дед настороженно прищурился и рефлекторно подтянул к себе двустволку, увидев, как из машины выходят пятеро молодых ребят.
— Это и есть твой сюрприз? — поспешил наехать на водителя суровый Бугай. — Смешно. На КПП похоже. Тоже мне — экзотика!
— Тихо, тихо, — замахал на него руками Серый, резко захлопнув дверь «бомбы», — это и есть КПП, таможня Пастуховская, не надо так шуметь.
— Выбросили бабки… Понятно, — не утихал Бугай, — ну да, ты же местный корень, что ты нам еще мог показать? Пастух какой-то, таможня, черт ее дери! Что за понты деревенские?! Слушай, Серый, мы с Юрцом — клиенты привередливые, — махнул Бугай бутылкой шампанского в сторону своего маленького друга, обвитого двумя ногастыми девицами около машины, — мы с ним и на Ибице клубились, и на Гоа трансили, оттягивались так, что никому и не снилось, так что нас на интерес пробить — дорогого стоит. Что ты нас паришь-то, а? — сорвался крепыш на крик.
— Я, ребят, зря денег не беру, — картинно обиделся Серый, потупив взгляд, — и никого не парю. Может, я, конечно, и из деревни, как ты выразился, но «ибицами» и «голотранцами» нас тут не удивишь. Тут у нас у самих этих «голотранцев ибицца» немерено, увидишь еще.
Тут в разговор вклинился Юрец, высвободившийся из объятий четырех женских рук:
— Эй, братва, что за гонево? Развели тут КВН какой-то! Серый, отвези-ка нас лучше на хороший пляж, будем голыми купаться.
Услышав про купание, девицы, до сих пор лениво переминавшиеся на длинных, утомленных дорогой конечностях, резко оживились и заблестели глазами и зубами.
— Так, друзья, минутку, — возбужденно затараторил Серый, в сотый раз посматривая на часы. — Если мой информатор меня не подводит, а он, сука, меня никогда не подводит — то сейчас все будет.
В этот момент луну закутали рваные облака, а с другой стороны шлагбаума показались две пары фар. Сквозь ночную мглу, навстречу ошалевшим спорщикам, по горному серпантину летели два зловещих катафалка, отражающих блестящим хромом лунный свет и при ближайшем рассмотрении оказавшихся отлично сохранившимися ЗИМами. Из открытых окон машин торчали руки с пистолетами, и в черное небо летели оглушительные выстрелы, словно салют в честь встречи.
— Круто! — заверещала блондинка, вроде бы обрадовавшись, однако быстро отступив к «бумеру». — Это же Пастух с братвой!
— Да что за пастух, вашу мать?! — не спешил сбавлять обороты Бугай, размахивая своей бутылкой.
— Сейчас увидишь, — довольно съехидничал Серый. — Вы хотели экзотики — получайте и наслаждайтесь, только тихо.
Юрец, не обращая внимания на визги своих подруг и негодование Бугая, достал из кармана шорт маленький плоский телефон с камерой и возбужденно начал снимать. Он фотографировал блестящие автомобили, луну, море и побелевшего Серого, который настороженно и испуганно замахал перед носом папарацци руками.
— Ты что, ты что, нельзя! — хором завопили девицы и Серый. — Убери скорее!
— Да ладно вам, — не унимался оператор, продолжая снимать и выдавая восхищенное «ио» намного чаще, чем слышались выстрелы по ту сторону шлагбаума.
— Да чего вы суетитесь, мы же питерские пацаны, — вступился Бугай. — Пусть только кто вякнет — уроем!
ЗИМы, подъехав вплотную к шлагбауму, произвели нехитрый маневр, в результате которого встали друг к другу хромированными блестящими задницами на расстоянии десяти шагов и врубили мощные задние фары. Затем из них вышли четверо импозантных мужчин, одетых по американской моде двадцатых годов прошлого века, в котелках и в темных, несмотря на не самое светлое время суток, очках. Не замечая веселой компании по другую сторону шлагбаума, модники открыли багажники своих авто, из которых буквально повалили голые мужчины и женщины, никак не меньше десяти особей, облитые дегтем и обсыпанные белыми перьями. Привыкшие к темноте багажника и теперь ослепленные яркими фарами, не переставая орать от страха и ругаться, они забегали как попало, натыкаясь друг на друга, на шлагбаум, спотыкаясь и наворачиваясь под улюлюканье и выстрелы в воздух людей в котелках. Один, самый толстый, то и дело падая, катался на своем надутом животе, как неваляшка. Жирные и тощие, с отвислыми животами и грудями, вытаращенными глазами и вытянутыми вперед руками, нелепые и беззащитные в наготе своей — они вызывали одновременно и сочувствие, и отвращение, но прежде всего непроизвольный смех, от которого было просто невозможно удержаться. Картина была до того фантасмагорична и смешна, что казалось, над несчастными потешаются звезды и луна, хотя, возможно, они зарыдали бы от жалости, когда бы не одно обстоятельство. Ведь если жалкие тела незадачливых бедолаг еще могли вызвать сочувствие, то их узнаваемым даже в кошмарном сне лицам не приходилось сейчас рассчитывать ни на что, кроме смеха. Смеха до рвоты…
— Да это просто «Аншлаг» какой-то, — прокашлял в приступе хохота вытаращивший глаза Бугай.
— Точно, — ответил ему Юрец, стараясь подавить конвульсию смеха, мешающую съемке. — Я глазам своим не верю, походу, он и есть.
— Смотри, маленькая в перьях летит прямо как воробей. Серый, это что, киноху снимают? — хлопнул прощенного проводника по плечу Бугай.
— Не совсем. Нам пора от греха… — Заторопился бывалый Серый, упивающийся своим величием.
Пару часов назад эти расфуфыренные бабуины подвергали сомнению его предложение показать им за двести «бакинских» главный аттракцион в их жизни. А теперь они чуть не кипятком обмочились от щенячьего восторга. Однако пора было сваливать, зрелище становилось все более опасным.