Джек Бестелесный
Шрифт:
— Черт! О нем я совсем забыл. Перед тем как потренироваться на турбо, я зайду в магазин и предупрежу его, чтобы он не оставался с глазу на глаз с членами Династии. Собственно, ничего больше сделать нельзя. Дерьмово! Если бы только существовал способ оберегать сознание во время сна!
Забавно, Марко! Вы с дядюшкой Роги наиболее уязвимы во сне, а я, наоборот, слабее, когда бодрствую. Я научился замыкаться в непроницаемой психосозидательной оболочке, когда мои низшая и средняя личности разъединяются и мое сознание отключается. К несчастью, эта программа пока слишком сложна даже для такого операнта, как ты. Когда ты еще повзрослеешь, я попытаюсь сообщить ее
Марк только покачал головой.
Джек сказал: «Несомненно, со временем будет усовершенствован непробиваемый механический экран, но пока нам от этого не легче. Спи только в надежно запертой комнате. И пусть дядюшка Роги тоже запирается».
— Ладно. Что мне еще сделать?
Зайди в кабинет старшей сестры. Скажи, что какие-то чокнутые грозят меня убить. Чтобы прекратить мои так называемые муки агонии. Пусть сейчас же усилит охрану моей палаты. Скажи, что семья оплатит специальное оборудование и оперантного охранника, и организуй это.
— Бу сделано! — Марк нагнулся за шлемом и перчатками. Его серые глаза под разлетом крылатых бровей теперь смотрели на уродливое нечто, которое было Джоном Ремилардом, спокойно и невозмутимо. Все следы слез исчезли. — Обязательно посмотри, малыш, как я прокачусь в мотогонках на льду завтра вечерком. Слышишь?
Непременно, Марко. Удачи!
Марк остановился у колонки Уолии Вэн Зандта и налил бак «хонды» по горловину, а потом пересек улицу и припарковался перед «Красноречивыми страницами». Дядюшка Роги как раз собирался закрыть магазин. С тех пор как его отношения с Мирандой Манион закончились, он сократил рабочий день за счет вечерних часов. Старик угрюмо обернулся к двери, когда зазвонил колокольчик и вошел Марк.
— Я думал, гонки завтра, — сказал он, оглядывая броский черно-белый костюм мальчика.
— Так и есть. Мне просто надо попрактиковаться на новой машине. Старую я отдал Гордо Макаллистеру. Мне надо проверить, надежна ли связь между ЦЭ-шлемом и новым встроенным компьютером «хонды».
— Я эту твою шапку видеть не могу! Подключаться к машине — это же извращение. Превращать себя в придаток машины! — Старик встал из-за регистрационной конторки, потянулся и продолжал ворчать: — Когда я был молодым, гонять на авто или мотоцикле имело смысл — приносило ощущение победы, ты был хозяином всех лошадиных сил, и, чтобы стать по-настоящему хорошим водителем, требовался опыт и большая сноровка!
— Все это относится и к машине, контролируемой цереброэнергетически, — возразил Марк.
Роги только презрительно хмыкнул.
— Думать заодно с драндулетом? Механическое психоуправление? С чего это уровень адреналина у тебя в крови повысится, если ты телепатируешь, и только?
— Поверь мне, одно другому не мешает.
— А честно ли это по отношению к другим участникам гонок, которые ведут свои машины вручную?
— Ну, начнем с того, что пользоваться метаспособностями я не могу. Меня сразу снимут с дистанции. Как и любого операнта, который рискнет на такое. Во-вторых, ЦЭ-шлем вовсе не обеспечивает большего умения. Вот почему я записался в соревнования юниоров. Против по-настоящему опытного гонщика у меня нет никаких шансов, а на трассе мотокросса выступают двадцатилетние асы, которые могут скушать меня вместе с «хондой» на завтрак. Но лед — это не земля, так что у меня шансы очень неплохие. Ты придешь завтра посмотреть?
— Куда деваться! Но сохрани тебя Бог разбиться у меня на глазах! На эту неделю мне горя уже хватит: на аукционе я упустил «Рассказы о планетах» за март 1952 года с «Пленником кентаврихи» Пола Андерсона на обложке, а потом узнал, что Миранда прицелилась выскочить за какого-то молокососа с социологического факультета.
— Но у вас с Мирандой все уже кончено! — логично напомнил Марк.
— Где тебе понять! — пробурчал Роги и направился к внутренней двери, выходившей на лестницу, которая вела на третий этаж, к его квартире. Кот Марсель Ла Плюм, предвкушая ужин, выскочил из какого-то тайника между стеллажами и опередил хозяина, чуть не сбив его с ног, едва они вошли.
— Ну, до завтра, — сказал букинист Марку. — Выходя, запри замок.
— Дядюшка Роги, погоди!
Старик устало обернулся.
— Ну, что еще?
— Я был у Джека, и он сказал… Он думает, что Гидра опять взялась за свое.
Роги выругался на франко-канадском наречии, а когда Марк рассказал, чем объясняются подозрения Джека, разразился даже еще более изобретательной непристойностью.
— Сообщи Магистрату! Сообщи хреновому Дэвиду Макгрегору! А от меня отвяжись! Ничего не желаю знать!
— Джек предупреждает, чтобы мы были осторожны. — Голос Марка оставался по-прежнему спокойным. — Не находились наедине с папой или другими членами Династии. И особенно остерегались, когда спим. Лучше смени замок своей квартиры.
— А что толку! Твой отец, его братья и сестрицы просто кудесники телекинеза! Откроют любой замок. А если они и правда часть Гидры (только этому я начисто не верю!), то высосут меня, как бы я ни остерегался. А потому я палец о палец не ударю. Мне это дело так обрыдло, что я плевать хотел, пусть даже Фурия с Гидрой пролезут в печную трубу проставят от меня горстку золы. По-моему, бедняжка Ти-Жан дал волю воображению, и, будь у тебя хоть капля здравого смысла, ты бы и сам это сообразил.
Марк сверлил старика яростным взглядом.
— Ну ладно, — сказал он наконец. — Хочешь разыгрывать маразматика, твое дело. Но хотя бы не напивайся, пока я не выясню сам, что случилось, что это за новые исчезновения оперантов. Если тут замешана Гидра, Джеку может понадобиться наша помощь.
Сердитое выражение на лице Роги сменилось тревогой.
— Джеку? Ты правда так думаешь?
Предназначенный для гонок двухкилометровый отрезок реки между мостом Уилок-стрит и Гэрл-Бруком был закрыт, чтобы лед не пострадал до соревнований, но севернее этого места турбоциклистам разрешалось тренироваться. В отличие от официальной дистанции этот участок реки не освещался, а потому большинство участников тренировались днем. Однако для дальневидящих оперантов дневной свет или вечерняя темнота большой разницы не составляли, и на относительно прямом участке реки между Гэрл-Бруком и излучиной Ривер-Крест ледяные осколки летели из-под колес полутора десятка турбоциклов. Никто из юниоров не носил ЦЭ, но некоторые из старших гонщиков были в шлемах. В шлеме был и аспирант, который вел курс ЦЭ-инженерии. Он телепатировал своему слушателю короткое приветствие.
Вешки с лентами размечали импровизированную слаломную трассу, и большинство тренировалось на ней, поскольку решающим моментом гонок будет умение выскочить вперед, не дав зажать себя справа и слева. Марк покрутился среди вешек, а потом начал отрабатывать быстрые повороты и прыжки — не слишком высокие, всего пару метров. Любительские гонки включали один тройной прыжок, но двойных было четыре и еще десять одинарных. Приземлиться на шипах и не пригвоздить свой турбоцикл ко льду или не споткнуться о яму с осколками, оставленную другим участником, было не легко, требовался точный расчет: обеспечить такую скорость вращения обоих колес, чтобы избежать сильного толчка в момент соприкосновения со льдом, и тут же замедлить вращение, чтобы не пропахать слишком глубокой борозды и не потерять контроля над машиной. Марк знал, что прыжки — самое слабое его место, а потому отрабатывал их больше часа, взлетая над обледенелыми кучами снега, которые нагребли бульдозерами и залили водой, до тех пор, пока его замученные почки не взмолились о пощаде.