Джек Лондон
Шрифт:
Кроме того, у него был неисчерпаемый источник раздора со всем светом: его внебрачное происхождение. Он не мог враждовать по этому поводу с матерью, этим зла не поправишь. Не мог он и вынести свою обиду на свет; затаившись в темной глубине, она созревала помимо его сознания. В окружающем мире он видел лишь один конфликт, равный по масштабам его внутреннему разладу: а именно — свержение господствующего класса классом угнетенных, представителем которого был он сам.
Члены Торговой палаты и представители влиятельных кругов оклендского общества пришли в негодование. Кто-то осмелился проповедовать уничтожение существующего строя, да еще в парке городского управления! В тюрьму его! Однако когда
Стоит отметить, что после смерти Джека Лондона мэр Окленда Дэвис посадил в его честь дуб в Сити Холл Парке, недалеко от того места, где Джек был арестован за свою первую пылкую речь.
Арест и поднятая вокруг него шумиха сильно подорвали положение Джека. Ему остались верны только оклендские социалисты, Эдвард и Мэйбл Эпплгарты и кое-кто из других членов клуба Генри Клея. Джек жаловался в те дни, что даже настоящие люди, которые относятся к нему прекрасно, считают недопустимым, чтобы их сестры в его обществе появлялись на людях. Перед ним закрылись двери многих домов, куда его ввели члены клуба.
Что касается прочих обитателей Окленда, те лишь укрепились в своем впечатлении, что он весьма неприятная личность. Ведь хорошо известно, что он был бродягой, человеком вне закона; в дни, когда он был устричным пиратом, его тысячу раз видели на набережной пьяным и в дурной компании. И родом он был из бедной семьи, докатившейся до самых низов и живущей в худшей части города. Оклендские обыватели были уверены, что если ты социалист, то, во-первых, ты человек безнравственный, а во-вторых, с твоей головой не совсем ладно. Социалист был явлением столь необычным, что к Джеку послали газетных корреспондентов. Когда он смело заявил, что коммунальные сооружения должны перейти в собственность городского самоуправления, он был заклеймен как анархист, смутьян и краснорубашечник. Интервью появились в печати в виде исследований по. патологии, посвященных чудачествам ненормального субъекта. Джек содрогнулся, представив себе, что написали бы о нем газеты, если бы он признался, что верит в обобществление всех средств производства.
Мэйбл Эпплгарт была шокирована арестом Джека и недовольна оскорбительным интервью, появившимся в газетах. Тем не менее этот эпизод ничего не изменил в их отношениях. Они как нельзя лучше дополняли друг друга: здоровый, жизнерадостный, грубоватый Джек и хрупкая, утонченная, интеллектуальная Мэйбл. То они ездили кататься на велосипедах, то устраивали пикники в заросших золотистыми высокими маками полях на Берклийских холмах, откуда был виден весь залив, то отправлялись на долгую прогулку в его ялике. Однажды ранним летом в воскресный день они тихонько плыли вниз по устью залива. Мэйбл чинно сидела на носу в пышном белом платье и шляпе с полями и читала ему печальные стихи Суинберна таким покойным и ровным голосом, что Джек заснул. Начался отлив, и лодка села на мель. Мэйбл не трогала Джека; она знала, как мало ему приходится отдыхать. Проснувшись, он должен был закатать свои единственные парадные брюки выше колен и перенести спутницу по вязкому илу на берег: первый случай, когда дама его сердца находилась так близко от него.
Первый семестр в школе Джек в среднем кончил хорошо — с оценкой «Б» [3] . Проработав все лето, чтоб помочь семье и скопить несколько долларов вперед, на школьные нужды, он возвратился в Оклендскую среднюю школу. В «Эгиде» по-прежнему появлялись его статьи и рассказы. Уже целых десять — ни больше, ни меньше. В коротких рассказах, таких, как «Еще один несчастный» или «Кто верит в привидения?», заметно верное
3
Оценка «Б» примерно соответствует нашему «хорошо», опенка «А» — «отлично».
В рассказе «Сквозь шторм», созданном на основе морских похождений на «Софи Сазерленд», автор радуется красотам, ежеминутно сменяющим друг друга. Он следит за полетом строгих, полных грации чаек, любуется великолепными морскими закатами, наблюдает за стаями дельфинов, за китом, выпускающим свой фонтан с наветренной стороны корабля; он видит, как по ночам смутно маячит впереди рулевой, а паруса теряются под темным сводом небес. В каждом звуке — гармония. Музыкой кажется скрип блоков, стон уходящей ввысь тугой парусины, плеск воды, захлестнувшей танцующий в волнах нос корабля, удар летучей рыбы, наткнувшейся на парус.
Он ликует, когда природа хмурится, когда черные штормовые тучи затягивают небо, а воздух ревет вокруг, как невидимый злой дух, и вместо палубы под ногами кипящие пенные потоки. Радость борьбы горячит кровь, когда побеждены надутые паруса, когда справляешься с непослушной веревкой; и прекрасной симфонией звучат для него матросские песни — песни человека, в яростной борьбе за жизнь побеждающего природу.
Он нежно любил природу за ее красоту, но прежде всего он любил ее силу, ее несокрушимую мощь, в сравнении с которой люди казались ему пигмеями.
Редакция литературного журнала Оклендской средней придерживалась либерального направления. Об этом свидетельствует тот факт, что в «Эгиде» появилась социалистическая статья Джека «Оптимизм, пессимизм и патриотизм», в которой он обличал власть имущих в том, что они преграждают народным массам путь к образованию. Почему? Да потому, что образование заставит их восстать против своего рабского положения. Он предъявлял капитализму тяжкие обвинения: слишком долгий рабочий день, потогонная система, неуклонное снижение заработной платы, следствием чего может явиться лишь социальный и нравственный упадок общества. «Американцы, патриоты и оптимисты, пробудитесь! — восклицает он. — Вырвите бразды правления у продажных властителей и несите образование массам».
В школе знали, что Джек умеет говорить красноречиво и убедительно, вот почему ему предложили выступить на торжественном диспуте в честь начала рождественских каникул. Можно с полной уверенностью сказать, что тема диспута была весьма далека от социализма. Но вот, когда слово взял Джек, не прошло и пяти минут, как, переступив с ноги на ногу, оратор обрушил на разодетую публику — на школьников, их родителей и друзей — свирепую обличительную критику с позиций социализма. Одна из присутствовавших пишет в воспоминаниях, что никогда не слыхала ничего подобного.
Джек говорил, что настало время разрушить существующее общество и что он сам готов бороться с ним любыми средствами и силами. Он говорил с необычайным жаром. Казалось, он забыл, где находится, и его руки уже тянутся к горлу классового врага. Кое-кто испугался, другие решили, что это шутка; некоторым зрелище показалось достойным жалости; они утверждали, что юнец не отвечает за свои поступки, что он просто-напросто страдает манией величия в скрытой форме. Представители комитета просвещения требовали крутых мер.