Джек на Луне
Шрифт:
Дома на меня мать наорала. Сева меня на диван воткнул, а она мечется передо мной, крыльями машет и зудит. А мне каждый звук – как гвоздь в череп. Едва разбираю, о чем базар. Понял только, что звонил моим не директор, а отец Каспара. Они с Себастианом типа знали друг друга немного, вместе заседали в каком-то местном гражданском обществе. Вот папашка Каспаров моих и попросил со мной побеседовать, так как на школу не слишком надеялся. На что можно, в конце концов, рассчитывать, когда директор – баба?
– Три шва на бровь! Зуб шатается, ребро погнуто! – ма орала теперь прямо надо мной, тряся перед носом пальцем. Слышал
Потом она умирала на диване, хватаясь за сердце. Сева прискакал из ванной с валерьянкой из старых запасов, но она, по ходу, не помогала. Ма лежала вся бледная, судорожно дышала, говорила, едва шевеля губами, а что – я не слышал. В начале не принял это всерьез – меня самого котелок донимал. С левой стороны будто череп долбили отбойным молотком. Но когда она заплакала, не выдержал. Сполз на колени, просил у нее прощения, просил отчима дежурному врачу позвонить – вдруг, и правда, сердце? Но ма вроде пришла чуть в себя, велела отвести ее в спальню. Меня отправили в комнату, и на время все затихло.
Ночь я не спал. От боли в башке просто на стенку лез. Да еще свист этот в ухе... Думал уже, Сева мне череп проломил. Потом догадался прогуглить, что за хрень. Оказалось, по всему, дыра у меня в барабанной перепонке. Никогда не думал, что от удара может такая фигня случиться. Короче, лежать не могу, сидеть не могу. Пошел погулять.
В кухне на мать наткнулся. Сначала подумал, это снова Якоб- только на этот раз вырядился, как труевое привидение, в белую рубашку до пят. Потом вижу – нет, волосы темные, всклокоченные, под глазами круги. Это ма выступает в роли Женщины в Белом. Меня увидела, снова за сердце схатилась:
– Женька, ты чего тут?!
– А ты чего? – бурчу.
– Спать не могу. Уже и корвалол накапала, и валидол под язык... А все равно вся на нервах.
Кончилось все тем, что она легла на диване в гостиной. Я ее пледом укутал и читал вслух, пока не заснула. Это у нас фишка такая с детства: я когда буквы складывать научился, сам маме читать начал, когда она меня укладывала. А она, уставшая после работы, сидит-сидит на постели, да и заснет. Эти самые сказки на ночь стали для нас вроде как колыбельной для мамы. Только на этот раз вместо сказки я какой-то женский журнал читал по-русски – он ма от теть Люси достался. Одна статейка, кстати, была очень полезная: «Что может испугать женщину на первом свидании». У меня даже боль в башке немного унялась. Когда мама отрубилась, еще посидел с ним немножко – чисто просветиться, и спать поплелся.
На следующий день мать все еще плохо себя чувствовала и даже на датский не пошла. Я проспал, бутерброды себе намазать не успел. Поэтому когда из школы пришел, попер первым делом на кухню – потрошить холодильник. Стою, запихиваю в рот ветчину, и вдруг мать как заорет над ухом:
– Ты что, не слышишь?!
У меня кусок так и выпал.
– Нет, - говорю. А это правда чистая. В ухе пищит только, все звуки – как через воду.
А она пошла гнать: издеваешься над матерью, стакан воды не подашь, нарочно изводишь, смерти моей хочешь. Короче, старая шарманка. Я тогда еще не забеспокоился. Ясно, что мать с катушек слетела, но и повод в общем-то был. Но вот когда на следующий день я ее на диване нашел, завернутой в три одеяла, нечесаной, бледной – только под глазами синь, то колокольчик где-то зазвонил.
– Мам, - говорю, - тебе бы к врачу надо. Серьезно.
А она только рукой на меня махнула зло, как на кусачую муху:
– Какие врачи, Жень?! Зря потащусь до самого города, а он мне: «Пейте ромашковый чай и съешьте панадол»! Так я и без врача лечиться могу. Ты бы лучше мне нервы трепать перестал, а то живу в сплошном стрессе!
Так что по дому до прихода отчима я ходил на цыпочках. Дверью хлопнешь – ор. Чашку со стола не убрал – вой. Кофе не так сварил – так мне термос в башку чуть не прилетел, еле успел пригнуться.
Когда Себастиан заявился – позже обычного, на работе совещание какое-то было – я сразу к нему. Объясняю, что мать заболела, что ей к врачу надо, только она уперлась. А он мне спокойно так:
– Есть у меня лекарство, которое ее вылечит. Дать? – а у самого насмешка в глазах.
Я просек, что чего-то тут не так, но смотреть, как мать мучается, тоже уже мочи нет.
– Дай, - говорю, - если ты уверен, что ей поможет.
Ну, он таблетки припер, уговаривает ма две выпить – типа датское успокоительное. Она слопала их. Смотрю – блин! Пузырек-то тот самый! Это же снотворное, которое я в толчок однажды спустил!
– Себастиан, - отвожу отчима тихонько в сторону, а самого трясет, - надо поговорить.
А он мне:
– Подожди немного, - и глазами на ма показывает.
Я думал, она заснет – после двух-то бессонных ночей – а нефига. Успокоилась только, повеселела и на кухню поскакала – аппетит у нее, видите ли, прорезался.
– Вот теперь, - говорит Сева, - поговорим, - и в кабинет свой меня затолкал.
Дверь только закрылась, я на него:
– Чего это такое сейчас было?
А отчим улыбается, как кот на сметану:
– А ты не догадался, Джек? Я-то думал, ты опытный по части «дури» - так вы, молодежь, это называете?
Я так и сел. На край стола.
– Но это же просто снотворное. Или нет?
– Снотворное, - покивал Себастиан. – Но оно тоже вызывает привыкание. При длительном употреблении.
Я попытался быстренько подсчитать, как долго отчим кормил мать этой дрянью. Ёпт!
– К тому же, оно вызывает толерантность в течении двух недель, - Сева поднял со стола карандаш, попробовал грифель на кончике пальца.
– Так что дозу приходится повышать.
Я представил себе, как бросаюсь на Себастиана, вырываю из рук карандаш и с размаху всаживаю ему в глаз так, что острие втыкается в мозг.
– Если же резко перестать применять препарат, - отчим взял со стола точилку и принялся аккуратно вращать пластиковую рукоятку, - возникает синдром отмены. Первые двое суток еще ничего, - он внимательно осмотрел результат своих трудов – иголочно-острый грифель. – А на третьи могут наступить судороги, бредовое состояние, психоз. Даже эпилептический припадок. Представь себе, Джек, - он наконец посмотрел на меня. Так же спокойно, как преподаватель, читающий лекцию на кафедре, - что будет, если твоя мама окажется в это время дома одна.