Джек Ричер. Кровавое Эхо
Шрифт:
Ричер посмотрел на всех по очереди, отвернулся и провел Кармен в самую дальнюю кабинку в конце зала. Он уселся за липкий стол с виниловым покрытием и с удовольствием подставил голову струе холодного воздуха из вентилятора в потолке. Кармен устроилась напротив и подняла голову, и Ричер впервые посмотрел ей прямо в лицо.
– Моя дочь совсем на меня не похожа, – сказала она. – Иногда я думаю, что это самая жестокая ирония в том, что со мной происходит. Могучие старые гены Гриров победили мои, это точно.
У нее были невероятно красивые темные глаза, слегка раскосые, с длинными ресницами, и прямой нос, который вместе с бровями образовывал идеальную букву Y. Густые черные волосы, отливавшие синим в тусклом свете закусочной, обрамляли высокие
– Итак, на кого похожа Элли? – спросил он.
– На них, – ответила Кармен.
Официантка принесла холодную воду, блокнот и карандаш, задранный нос и высокомерное молчание. Кармен заказала кофе со льдом, а Ричер – горячий и как можно крепче.
– Она нисколько на меня не похожа, – сказала Кармен. – Пухленькая, с розовой кожей и светлыми волосами. Но зато у нее мои глаза.
– Счастливая, – заметил Ричер.
На ее губах промелькнула улыбка.
– Спасибо. И я хочу, чтобы она оставалась счастливой.
Кармен прижала стакан воды к щеке, а потом салфеткой вытерла влагу с лица. Официантка принесла их заказ – кофе со льдом в высоком бокале и кофе Ричера в пластмассовом кувшине. Когда она ставила бокал перед Кармен, часть его содержимого выплеснулась на стол. Она подтолкнула к Ричеру пустую фарфоровую кружку, положила посреди стола чек лицевой стороной вниз и, не произнеся ни единого слова, ушла.
– Вы должны понимать, что когда-то я любила Слупа, – сказала Кармен.
Ричер промолчал, и она посмотрела ему в глаза.
– Вы не любите, когда вам говорят подобные вещи? – спросила она.
Ричер покачал головой, хотя действительно чувствовал себя немного неловко. Одинокие бродяги далеко не всегда готовы с радостью выслушивать признания совершенно незнакомых им людей.
– Вы сказали, чтобы я начала с самого начала, – произнесла она.
– Да, сказал, – не стал спорить Ричер.
– Хорошо, пусть будет с самого начала. Когда-то я его любила. Я хочу, чтобы вы это понимали. А еще что это было совсем не трудно – полюбить его. Высокий, крупный, красивый, он много улыбался, держался легко и непринужденно, я никогда не видела его напряженным. Мы учились и были молоды. Лос-Анджелес такое особенное место, где все кажется возможным и ничто не имеет особого значения.
Она взяла соломинку из коробки, стоящей на столе, и вынула ее из упаковки.
– А еще вам необходимо знать, откуда я родом, – продолжала она. – По правде говоря, мой случай нельзя назвать стандартным. Я не была простой мексиканской девушкой, которую волновало, как к ней отнесется белая семья. Меня беспокоило, примет ли моя семья парня-гринго. Ужасно беспокоило. Нам принадлежит тысяча акров земли в Напа-Вэлли [7] . Мне кажется, мы там жили всегда и всегда были самыми богатыми из всех, кого я знала. И самыми образованными. Искусство, история, музыка. Мы делали пожертвования музеям. На нас работали белые люди. Поэтому я страшно переживала, что скажут мои родные, когда я объявлю им, что хочу выйти замуж за белого парня.
7
Напа-Вэлли – плодородная долина на западе Калифорнии, крупнейший район виноделия в США.
Ричер сделал глоток кофе. Он был несвежим и подогретым, но Ричер решил, что сойдет и так.
– И что они сказали? – спросил он.
– Пришли в ярость. Я считала, что они ведут себя глупо. Теперь понимаю, что они были правы.
– Так что же произошло?
Кармен некоторое время потягивала кофе через соломинку, потом взяла салфетку и промокнула губы. На салфетке остался красный след помады.
– Ну, я забеременела, – сказала она. – И разумеется, все стало в миллион раз хуже. Мои родители очень набожные люди, которые страстно придерживаются традиций, и они просто вычеркнули меня из своей жизни. Лишили наследства и отказались от меня. Как в сказке из викторианских времен – выгнали из дома на заснеженную улицу с жалким узелком в руках. Только, разумеется, не было никакого снега, а вместо узелка – дорогой чемодан.
– И что вы сделали?
– Мы поженились. Никто не пришел на нашу свадьбу, только пара друзей, с которыми мы учились. Несколько месяцев мы прожили в Лос-Анджелесе, закончили учебу, потом поселились там, пока до появления ребенка не остался месяц. На самом деле тогда было здорово. Мы были молоды и любили друг друга.
Ричер налил себе вторую чашку кофе.
– Но? – спросил он.
– Но Слуп не мог найти работу. А вскоре я поняла, что он не особенно старался. Работа не входила в его планы. Колледж был для него четырьмя годами развлечений, а затем он собирался сменить отца в семейном бизнесе. Его отец к тому моменту уже готовился уйти на покой. Мне это совсем не нравилось, потому что я хотела, чтобы мы начали самостоятельно выстраивать нашу жизнь. Ну, вы понимаете, новое поколение с обеих сторон. Я считала, что раз я отказалась от всего, что имела, то он тоже должен. Мы начали ссориться, я не могла работать из-за беременности, поэтому у меня не было своих денег. В конце концов мы не смогли заплатить за жилье, он одержал верх в нашем споре, и мы вернулись сюда, в Техас, и поселились в большом старом доме с его родителями, братом и кучей кузенов. И я все еще здесь.
Отчаяние и тоска снова зазвучали в ее голосе при воспоминании о дне, когда ее жизнь изменилась навсегда.
– И?.. – подтолкнул ее Ричер.
Она взглянула ему в глаза:
– Мне казалось, будто земля разверзлась у меня под ногами и я стремительно падаю прямо в ад. Я испытала такое потрясение, что сначала даже не могла ни на что реагировать. Они очень странно со мной держались, и только на второй день я поняла, что происходит. Понимаете, всю мою жизнь со мной обращались как с принцессой, потом я была одной из тысяч студентов в Лос-Анджелесе – и вдруг превратилась в кусок дерьма с помойки. Они никогда не говорили это прямо, но я все видела и понимала. Они меня ненавидели, для них я была грязной шлюхой, подцепившей их дорогого мальчика. Они вели себя до противного вежливо, наверное, рассчитывали, что Слуп одумается и вышвырнет меня вон. В Техасе такое нередко случается. Чудные мальчики из старых семей, когда они глупы и молоды, любят темнокожих женщин. Иногда это что-то вроде обряда посвящения. Потом они умнеют и все встает на свои места. Я уверена, что они так думали. И очень на это надеялись. Поверьте мне, я испытала настоящий шок. Я никогда так о себе не думала. Никогда. Не было необходимости. И никогда ни с чем подобным не сталкивалась. В одно мгновение весь мой мир перевернулся с ног на голову. Как будто я свалилась в ледяную воду. Я не могла дышать, не могла думать, даже двигаться не могла.
– Но, судя по всему, он вас не вышвырнул.
– Нет, – не поднимая глаз, ответила Кармен. – Он начал меня бить. В первый раз он ударил меня по лицу. На следующий день родилась Элли.
«Форд-краун» свернул к офису проката машин «Херц», пристроившемуся за небольшой рощицей в восьми милях от шоссе, на полпути между Абилином и Биг-Спринг. Техасские номера были заменены на виргинские. Пластиковые покрышки вернулись на место, антенны были сняты и убраны в чемодан. Сувенирные кепки сложены и спрятаны вместе с оружием. Мобильный телефон Юджина разбит о большой камень, а осколки заброшены в густые кусты. На переднее пассажирское сиденье насыпали несколько горстей пыли с обочины дороги, чтобы служащие агентства пропылесосили его, уничтожив вместе с пылью все следы пребывания Юджина в машине, поскольку на сиденье могли остаться волоски или нитки с его одежды.