Джихад-Такси 2008
Шрифт:
Даур смотрел им вслед до тех пор, пока воронок не скрылся из виду. Затем достал из нагрудного кармана паспорт, раскрыл его и проверил, на месте ли вложенный между страничек авиабилет до Сочи. Билет был на месте. Рядом с ним лежала и дорогая сердцу Даура фотокарточка, полученная от лежащей на смертном одре мамы. Молодой человек ни на один день не расставался с этим снимком, а теперь, когда они с Джемалом похоронили и отца, фотография стала для Даура в два раза дороже.
— Эй, парень!
Даур обернулся. В трех метрах от него на корточках сидели двое землекопов, которые и помогли сегодня
— У тебя курить нет?
— Нет. Я не курю.
— Жаль.
Землекоп в ту же секунду утратил интерес к абхазу и вновь сфокусировал взгляд на тлеющем кончике сигареты своего коллеги. Даур пожал плечами и, опустив со лба солнцезащитные очки, пошел в направлении выхода с кладбища.
* * *
— Ну как там, в Москве, Даур? Очень холодно, да? — весело улыбаясь, Баграт склонился к сидящему рядом с ним молодому человеку и дружески обнял его за плечи. — Говорят, зимой там вообще морозы лютуют. Верно, да? Скажи, Даур, так и есть?
— Да, бывало, — сдержанно ответил тот.
Застолье в летнем кафе, расположенном прямо на берегу моря, было устроено в честь возвратившегося вчера вечером в Лдзаа Даура. Чествовать молодого человека пришла вся деревушка. И теперь все дружно пили за его здоровье. Среди присутствующих не было только Нино. Даур отчаянно искал ее взглядом, но тщетно. Не присутствовал за столом и Ражден, хотя кафе принадлежало именно ему и он лично руководил сервировкой столов. Даур видел, как его давний неприятель некоторое время маячил рядом, а потом испарился куда-то.
«Ансамбль» лабухов замолчал ненадолго и уже через секунду ожил снова. Попса, популярная в общелитовских заведениях, сменилась популярной народной песней.
Тамада поднялся из-за стола и, обращаясь непосредственно к Дауру, начал произносить витиеватый тост. Но молодой человек не слышал слов…
Вчера по приезде он понял, как сильно соскучился по родным местам. Горы, море, монстера под окнами, мандариновые сады — всего этого ему очень недоставало в шумной суетной столице. Но сегодня… Что-то неуловимо изменилось. И не вокруг молодого человека, а внутри него. Что-то надломилось у Даура в душе. Он сидел за столом рядом с друзьями и родственниками, пил вино, чачу, коньяк, слушал народные песни, но все это теперь казалось каким-то странным. Чужим и далеким…
Москвичом Даур так и не стал, «сломался», как частенько любили выражаться «бомбилы» из парка покойного Гогричиани, но и на родине ему уже места не было. Даур ощутил это в полной мере в самом начале застолья у берега моря. Единственное, что он хотел, — это увидеть Нино. Но девушка как будто избегала его. Что случилось? Где она?..
Тост тамады закончился, и все, дружно вскинув бокалы, залпом осушили их до дна.
Справа к Дауру подсел Ишьяс.
— Слушай, Даур, скажи мне, как брату, да? А это правда, что там многие люди в Москве даже по пятьсот долларов в месяц зарплату имеют, а?
— Я с такими людьми знаком не был…
Ишьяс спросил еще что-то, но вопрос прошел мимо внимания Даура. Друг детства потрепал его за плечо.
— Э-э-э, Даур!
— Прости, брат, — Даур повернулся к нему лицом. — Слушай, а где Нино?
— Нино?
Ишьяс виновато опустил глаза, и в душе Даура мгновенно все перевернулось.
Он резко поднялся из-за стола. Баграт в пьяном угаре пытался насильно удержать его, но Даур легко отбросил его руку.
* * *
Ражден откинулся на спинку сиденья, но при этом по-прежнему не сводил глаз с сидящей рядом на пассажирском месте его «БМВ» Нино. Щеки девушки горели пунцовой краской, а на глазах появились слезы, мало чем уступающие в блеске надетому на палец обручальному кольцу.
Шум морского прибоя заглушала доносившаяся со стороны летнего кафе музыка. Ражден недовольно поморщился.
— Ну что ты молчишь? — спросил он девушку. — Рада, что этот бродяга вернулся, да? До сих пор его любишь?
— Зачем ты так горишь, Ражден? — Нино с трудом выдавливала из себя каждое слово. — Я — твоя жена, и я верна тебе. Все изменилось, Ражден. У нас с тобой семья, ребенок. Все изменилось…
Мужчина не выдержал этого тона.
— Его ребенок! — выпалил он, чувствуя, что не в силах больше находиться в обществе жены и при этом слышать, как в его кафе празднуют возвращение Даура. — Думаешь, я идиот, да? По-твоему, я совсем ничего не понимаю? Кого бы ты хотела видеть рядом с собой, Нино? Его, да? Этот ишак тебя обрюхатил, и ты никому не нужна была… Помнишь? А ведь я тебя больше жизни любил!.. Малхазу деньги заплатил, да? Чтобы он Даура в Москву отправил… Москва — как наркотик. Думал, он никогда сюда не вернется, — увлекшись, Ражден уже разговаривал не столько с девушкой, сколько с самим собой. — Ни один апсуа, как мне говорили, московской жизни вкусив, уже на родину не возвращается, да? А этот что, вай? Вернулся, смотри. Денег привез, я слышал. Жениться собрался на тебе. Ишак!
Нино неподвижно сидела, глядя в одну точку где-то под приборной панелью.
— Так что ты молчишь, я тебя спрашиваю? — распалялся Ражден. — К нему хочешь, да?
— Я верна тебе, Ражден, — механически повторила Нино. — И останусь с тобой.
— Останешься, не любя, да?
Она ничего не ответила.
Ражден хотел было спросить еще что-то, но не успел. За лобовым стеклом автомобиля возникла высокая крепкая фигура Даура. Молодой человек стоял, заложив руки за спину, и молча смотрел на Нино. Девушка тоже заметила его и поспешно опустила глаза. Даур перевел взгляд на Раждена. Мрачно кивнул с отсутствующим выражением на лице.
Ражден выбрался из салона и подошел к молодому человеку.
— Э-э-э, чего надо, а? — грубо спросил он. — Чего ты тут встал, Даур? Иди, празднуй. Я тебе даже кафе для этого выделил, стол накрыл, да? Люди там выпивают за твое здоровье, а ты что же? Иди, иди, Даур. Не мешай нам, да? Я тут с женой со своей разговариваю. Понимаешь, нет?
Даур молчал.
— Что? Ударить меня хочешь, да? — продолжал напирать на него Ражден. — Ну, давай-давай! Ударь меня. Попробуй! В чем дело, Даур? Интеллигентный стал, да?