Джим Пуговка и машинист Лукас (пер. Кореневой)
Шрифт:
— Черт подери!
— Что, так все плохо? — спросил Джим.
Лукас нехотя кивнул.
— Я думаю, — мрачно сказал он, что, скорее всего, разлетелся поршень. К счастью, у меня есть запасной.
Он достал свернутый клочок кожи, в котором лежал стальной поршенек. По размеру он был такой же, как большой палец Джима.
— Вот он, — сказал Лукас, осторожно держа поршень двумя пальцами. — Маленькая, но очень важная деталь! С его помощью Кристоф снова заработает.
— Ты думаешь, тебе удастся починить его? — тихонько
Лукас пожал плечами и сказал:
— Во всяком случае, попробовать мы должны. — В его голосе слышалась озабоченность. — Я не знаю, как перенесет Кристи этот сложный ремонт. Может, вынесет, а может, и нет… Мы не имеем права допустить ни малейшей ошибки… Иначе… Тебе придется мне помочь, Джим, — одному мне ни за что не справиться!
— Конечно, о чем разговор, — решительно ответил Джим.
Он знал, что Лукас говорит это не просто из вежливости. Значит, так надо, и Джим не задавал лишних вопросов. Да и Лукас, казалось, был не слишком расположен к разговорам.
Молча они принялись за дело.
Тем временем уже настала ночь, и вокруг стояла кромешная тьма. Джим должен был светить Лукасу фонариком. Молча, стиснув зубы, друзья боролись за жизнь своего славного Кристи. Прошел уже не один час. Двигательные поршни помещаются в самой глубине механизма, а потому пришлось медленно и методично разобрать весь локомотив по частям. Прямо скажем, эта работенка не для слабонервных.
Уже давно перевалило за полночь. Взошла луна и скрылась в тумане. Только тусклый прозрачный свет разливался над пустыней Край Света.
— Клещи, — раздался откуда-то из-под колес голос Лукаса.
Джим подал клещи. В этот момент в небе послышался какой-то странный шум. Потом раздалось отвратительное карканье. И снова странный шум. Теперь где-то совсем рядом. Что бы это значило?
Джим изо всех сил вглядывался в темноту. Он ничего не мог различить, кроме каких-то странных фигур, которые по своим смутным очертаниям напоминали огромные кульки с горящими глазами.
Снова какое-то шуршание. Гигантская неуклюжая птица спикировала прямо на кабину машиниста и нагло уставилась своими зелеными горящими глазищами на мальчика.
Джим с трудом удержался от того, чтобы не закричать во весь голос, настолько он испугался. Не спуская глаз с чудовища, Джим тихонько позвал своего друга:
— Эй, Лукас! Лукас!
— Что там такое? — отозвался Лукас из-под паровоза.
— Знаешь, здесь поналетели какие-то здоровенные птицы, — объяснил Джим. — Целая стая. Сидят тут и, кажется, чего-то хотят.
— Как они выглядят? — поинтересовался Лукас.
— Довольно противно, — ответил Джим. — Голые шеи, кривые клювы, зеленые глаза. На крыше уже сидит одна такая и не спускает с меня глаз.
— А, это всего-навсего грифы, — спокойно сказал Лукас.
— Понятно, — отозвался Джим без особой радости в голосе. Потом он немножко подумал и решил все-таки уточнить: —
— Они, конечно, хищные, — пояснил Лукас, — но пока человек жив, ему нечего их опасаться, потому что грифы живых не трогают, только мертвых, так как они питаются падалью.
— Ах вот оно что, — протянул Джим задумчиво. — А ты уверен в этом? — спросил он через несколько минут.
— В чем? — полюбопытствовал Лукас.
— Ты уверен в том, что эти зверюги не делают исключения для маленьких черных мальчиков? Может быть, маленьких черных мальчиков они предпочитают есть живьем? — уточнил свой вопрос Джим.
— Тебе нечего бояться, — постарался успокоить Джима Лукас. — Грифов еще называют «могильщиками пустыни» именно потому, что они питаются падалью.
— Ну, тогда ладно, — пробормотал Джим, — хорошо.
На самом-то деле ничего хорошего не было. У грифа, сидящего на паровозе, был такой хищный клюв, что Джим никак не мог отделаться от чувства, что все же грифы, пожалуй, вполне могут отказаться от своей привычки есть падаль ради удовольствия полакомиться свеженьким черненьким мальчиком.
А вдруг так и не удастся починить Кристи? Как тогда? Тогда им придется остаться здесь, в этой страшной пустыне, среди этих омерзительных могильщиков, которые уже расселись тут в ожидании своего ужина. Теперь им не может помочь ни одна душа, ведь люди остались так далеко, не говоря уже о Медландии, которая и вовсе на другом конце земли. Значит, это все! И никогда больше они не увидят Медландию, никогда!
Стоило Джиму подумать об этом, как он почувствовал себя страшно одиноким, он не мог больше сдерживаться, и из глаз у него брызнули слезы.
В этот момент Лукас как раз вылез из-под паровоза и стал обтирать тряпкой грязные руки.
— Что-нибудь стряслось, дружище? — спросил он, тактично глядя в сторону. Лукас, конечно же, сразу понял, что стряслось.
— Нет, нет, ничего не случилось, — поспешил с ответом Джим, — просто… просто… на меня… икота… напала.
— Ах вот что, — пробормотал Лукас.
— Скажи честно, Лукас, — спросил тихонько Джим, — у нас есть надежда?
Лукас задумчиво смотрел куда-то вдаль, потом перевел взгляд на Джима и серьезно сказал:
— Послушай меня, Джим Пуговка! Ты мой друг, и потому я обязан говорить тебе только правду. Я в общем-то разобрался, в чем там дело, и сделал все, что мог. Осталось только открутить одну гайку. Это можно сделать только изнутри. Если забраться в котел. Но я туда не пролезу, так как я слишком большой и толстый. Вот какая дурацкая история получается.
Джим посмотрел на грифа, восседавшего на кабине машиниста, и на тех грифов, что маячили неподалеку. Видя, как они потихоньку начали подвигаться ближе, вытянув от любопытства свои тощие морщинистые шеи, Джим собрался с духом и сказал: