Джин Грин — Неприкасаемый
Шрифт:
Сравнительно высокий для японцев, Кэн казался малышом среди этих высоченных парней, в пределах шести футов каждый. Рядом с плацем, на террасе второго этажа казармы возвышалось начальство.
Все о чем-то весело переговаривались, шутили, но вот…
Молодой генерал с двумя звездами на погонах дал знак — внизу прогремела команда: «Смирна-а-а!» — и барабанная дробь рассыпалась над бетонным прямоугольником.
Начался так называемый «драминг-аут» — «выбарабанивание».
На плацу вслед за двумя барабанщиками, одетыми в парадную форму с белой широкой портупеей на белом широком поясе, шел, опустив голову, без фуражки и погон бывший военнослужащий, осужденный на ритуальный позор.
Совершивший преступление сначала подвергался
По двое барабанщиков, впереди и сзади, непрерывным мелким градом дроби осыпали того, кто шел как во сне, под охраной караульного начальника.
Осужденный то вбирал голову в плечи, то пытался стряхнуть с себя оглушающую, дробящую мозг картечь барабанов. Но самое страшное было впереди.
Как только он приближался к шеренге солдат, обращенных к нему лицом, на уровне правофлангового раздавалась команда: «Кругом!» — и строй поворачивался к нему спиной.
Теперь уже он продвигался вперед вдоль спин. Вдоль тяжелых безучастных спин. И ни одного лица.
Презрение, барабанная дробь, хлещущая по ушам а впереди — федеральная тюрьма Ливенуорта — вот что ожидало клятвоотступника.
В голове Джина вдруг зазвучали знакомые со школы строки:
В мозгу могилу заступ рыл,Кого-то хороня,И люди шли, и звук шаговПерерастал меня.За упокой бил барабан,И в такт гудела тьмаСильней, сильней, и мнилось мне,Что я сойду с ума.Взяв гроб, со скрипом по душеПроцессия прошла.И тут пространство принялосьЗвонить в колокола.Все небо превратилось в звук,А все живое — в слух.И с тишиной мы глаз на глазОдни остались вдруг. [65]64
Стихи выдающейся американской поэтессы Эмили Дикинсон. (Прим. переводчиков.)
Когда тюремный фургон увез заключенного и разошлись команды «старичков» и тех, кто «помоложе», к вновь прибывшим подошел один из высших офицеров Форт-Брагга — полковник Маггер.
— Ну как, — спросил он, ощупывая глазами строй, — видели?
Строй молчал.
— Быть может, вы удивляетесь, почему вам не скомандовали повернуться к преступнику спиной? Пока вы еще не «зеленые береты». — И полковник произнес длинную речь: — Ребята! Сегодня вы мало чем отличаетесь от банды гарлемской шпаны, но, когда я кончу возиться с вами, вы станете сверхсолдатами, элитой армии, гордостью наших вооруженных сил. Ваше счастье, что вы попали сюда именно теперь. Последние восемь лет из-за безмозглых штафирок-политиканов сила армии и ее бюджет оставляли желать много лучшего. Теперь, слава богу, ввиду растущей угрозы со стороны мирового коммунизма, стремящегося к мировому господству, эти парни в Вашингтоне взялись за ум и начали укреплять армию — щит нашей нации. Эти скряги в конгрессе наконец-то ассигновали нашим вооруженным силам почти сорок восемь миллиардов долларов. Прежде всего по приказу президента мы начали приводить в форму наших рэйнджеров, наши специальные войска, особенно отрабатывая парашютно-десантные операции и модернизируя наше оружие, с тем чтобы максимально повысить его огневую мощь.
Пока
Обещаю вам, ребята, что вы за всю жизнь не пролили столько пота, сколько прольете здесь, в Форт-Брагге. На вас не останется и унции жира, одни только мускулы, крепкие, как сталь. Я отучу вас пачкать пеленки, отмою вам мозги от грязи, что прилипла к вам в «гражданке». Словом, Форт-Брагг станет местом вашего второго рождения. Но помните: легче негру попасть в ку-клукс-клан, чем солдату стать «зеленым беретом»!
Пройдя полный курс подготовки, вы должны быть готовы в любой момент вылететь к черту в пекло: во Вьетнам, Лаос, Таиланд, Эквадор или Эль-Сальвадор, на Кубу или в Венгрию! Не исключено, что нам придется подавлять расовые беспорядки, спровоцированные коммунистами, в нашей собственной стране. — Полковник вытер платком вспотевшее, багровое лицо и скомандовал: — В казарму!
Когда в длинном коридоре казармы Битюк скомандовал: «Раздеться догола!» — Берди растерялся.
— Я пропал, — шепнул он Джину
— Почему?
— Мне нельзя раздеваться, у меня набрюшник.
— Ты хранишь в нем деньги, Берди? — попытался пошутить Джин.
— Это против пуповой грыжи, — грустно отмахнулся тот.
— У тебя грыжа?
— Пока нет. Но этот набрюшник мне пошила мама.
— В таком случае спрячь его.
Берди разделся, спрятал набрюшник в карман пиджака и стал в строй.
Голым он был очень смешон, этот нескладный Берди Сутулая спина с резко обозначившимися лопатками, худые руки, сухие ноги, тело в пятнах и каких-то фиолетовых точечках — видимо, следы бывшего фурункулеза.
Он выглядел нахохлившимся, кособоким, неуклюжим.
— Ты, конечно, рожден для войны, — глядя на него, съязвил Мэт.
— А ты для стриптиза? — вступился за Берди Бастер.
Огромный Бастер, со скошенными, сильно развитыми боковиками, дышал угрожающей мощью. На его гигантской груди, среди замысловатых наколок явно отличалась простотой и изяществом одна: уличный фонарь, под фонарем — скамейка, над скамейкой надпись: «Жду крошку ровно в семь».
— Не слышу ответа, Мэт, — сказал Бастер.
— Не люблю трепаться голым, — отмахнулся Мэт.
— Я подожду, пока ты снова оденешься, — сказал Бастер.
…Все, что произошло в течение двух последних суток, до того навалилось на Джина, что он даже как-то сник, двигался, подчиняясь ходу новой жизни, как во сне.
Только уколы самолюбию выводили его из этого странного состояния. Тогда он ощетинивался, готовый постоять за себя.
Жизнь словно переломилась пополам.
Где-то там, на том берегу, остался Нью-Йорк, дом в Гринич-Виллэдж, мама, Наташа, окна в сад, послушный ему руль «де-сото», колледж, друзья, свобода.
А здесь все, что начиналось, было сковано новыми, еще не осознанными законами жизни.
И люди были совсем другие, с другими инстинктами, реакциями.
Даже слов на вооружении у каждого, так показалось Джину, стало значительно меньше. Зато вечно вертелось на языке, бесконечно повторяясь: «Да, сэр. Нет, сэр».
Джина сразу же отвратил от себя красномордый Чак. И поразил жестокостью беспощадный «драминг-аут».
Вот только смешной, неуклюжий Берди да неутомимый Бастер отогревали его своим присутствием…