Шрифт:
Пролог. В котором Антон Павлович попадает в жопу
— Джинджэр.
"А раствор-то говно", потер подбородок я. "Конкретное говно…".
— Джинджэр! — крикнули над ухом. Причем кричали явно мне. — Ты что уснул там?
— А? — все еще частично погруженный в мысли я окинул взглядом собравшихся за столом.
Прямо передо мной сидел рябой мужичок с кривыми зубами, недостаток которых сразу бросался в глаза из-за огромной дыры на месте передних резцов. Мужичка так и звали — Рябой.
По правую руку от Рябого гордо восседал здоровенный
Слева же от меня сидел на корточках Сыч. Дряхлый старичок, который везде и всегда сидел на корточках. Готов поспорить, что и спал он в таком же положении.
— Твой ход, — рябой подвинул ко мне грубо вырезанный деревянный стакан и кости.
Вздохнув, я сгреб дайсы со стола и, закинув их в стакан, принялся трясти его над самым ухом. Многие наверняка и предположить не могут, что звук гремящих костей в стакане может многое рассказать. К примеру, какой расклад выпадет можно предугадать с вероятностью в восемьдесят процентов. Этой премудрости меня обучил Кривой Билли. Вообще он был воистину кладезем бесполезных знаний и навыков. Нужно только уловить момент…
— Опа! — я грохнул стаканом о стол. Все сидевшие за столом напряглись. Даже Ыа натянул на свое не обремененное проблесками разума лицо серьезное выражение.
А я медленно поднимал стакан.
"Две пары по шесть и две по пять", вертелось в голове. "Я точно просчитал".
Стакан медленно поднялся и под ним оказалась всего одна пара по единице, тройка и двойка. Но бывают осечки. Примерно пятьдесят на пятьдесят. Этому меня тоже научил Кривой Билли.
— Ыыыы! — радостно ткнул пальцем в кости здоровяк. — Ээээ.
— Да, да, — вздохнул я, стягивая ботинок, — твоя ставка победила. — Я протянул ботинок Ыа.
Тот выхватил его у меня из рук и радостно завывая, принялся скакать по комнате. И на кой хрен ему мой ботинок? Все равно не налезет… Перед глазами тут же всплыл кадр из "Ну погоди". Я только хмыкнул.
— Еще партеечку? — Сыч сгреб со стола кости.
— Эт можно, — Рябой потянулся.
Я же только неопределенно пожал плечами в ответ. Но сыграть нам была не судьба. В комнату гремя кольчугой ввалился жирный охранник.
— Время, шакалье! — прогремел он на всю комнату своей беззубой пастью.
Готов поставить свой последний ботинок, разило оттуда не хуже, чем из выгребной ямы.
— Разошлись по камерам! — продолжая греметь кольчугой жирдяй, раздавая пинки менее расторопным, разгонял заключенных по камерам. Не горя желанием получить кованым сапогом по заднице, я распрощался с Рябым и Сычом и поспешил в свою камеру.
А в камере меня уже поджидал Кривой Билли.
— Как игра? — поспешил осведомиться он.
— Неплохо, — я пошевелил пальцами босой левой ноги.
— Мммм… — многозначительно протянул Кривой. — И кто счастливчик?
— Ты не поверишь, — я растянулся на жесткой кушетке.
— А ты удиви меня.
— Ыа, — усмехнулся я.
— Мммм… — еще более многозначительно протянул Билли и больше ничего не добавил.
Что ж, пусть остается наедине со своими выводами.
Ночь
Закончив с очередной инспекцией раствора и кладки, я стянул с себя рубашку и, бросив ее на пол, достал свой причиндал из штанов.
— Давай, родной, — напрягся я, — зря что ли воду хлебал весь день.
Еще мгновение и камеру заполнил звук тихого журчания.
— Ты че эт удумал? — окликнул меня Кривой Билли. — Че творишь?
— Мочусь на рубашку, — пожал плечами я.
— Чего?
— Ссу на свою рубашку, — повторил я не прерывая процесс.
— Умом тронулся?
— Нет, — покачал я головой. — Просто раствор говно полное.
— А?
— Раствор, говорю, говно полное. — Я выдавил из себя еще несколько капель. — Не поможешь? — я глянул на Кривого.
— Не, — тот брезгливо покачал головой. — Я пас.
— Ну как знаешь, — я выдавил еще несколько капель, заправил штаны и подошел к кушетке. — О чем эт я… — осторожно оторвал одну из ножек у кушетки. Я не потратил в пустую эти две недели, которые просидел здесь. Я тщательным образом подготовился, изучил все нюансы… Ну и ножку у кушетки открутил… — Ах да, раствор — полное говно.
Подхватив рубаху, я влез на кушетку и, свернув рубаху, обмотал ее вокруг прутьев решетки.
— Да и кладка то же такая себе, — продолжал я, скручивая рубаху и вдевая в образовавшееся кольцо деревянную ножку от кушетки. — Им бы лучше строителям платить, — я принялся крутить ножку, затягивая рубашку вокруг прутьев, — чай не сарай строят, а государственное учреждение… — прутья тихо затрещали.
— Ишь ты, — заслышав этот звук, Кривой подался со своей кушетки.
— Так вот… — продолжал я, — строителей нужно лучше для таких вещей подбирать. — Прутья затрещали громче. — А то понаберут за забором кого ни попадая… — еще один оборот. А руки-то уже ныть начинали.
"Говорила мне мама спортом заниматься", устало подумал я, продолжая крутить ножку.
— Вот и выходит… — и тут с довольно громким треском два прута вылетели из оконного проема, выворотив при этом большущий камень, который разумеется упал прямо мне на ногу. — Sakra! — выругался я и тут же зажав рот рукой прислушался. Громогласный храп стражников продолжал сотрясать стены тюрьмы.
— Я ж говорю, что раствор говно, — я потер ушибленную ногу. — И стражники тоже говно.
— Да хранят Боги Короля за то, что у него такие тюрьмы, — усмехнулся Кривой Билли.