Джинн из подземки
Шрифт:
– Брат Михаил не столь уж болен,– упрямо напомнил Нилс.– У него речь нормального мужчины, а странность всего одна: стоит произнести при нем слова «добрая женщина», как Михаил начинает стонать, раскачиваться корпусом из стороны в сторону, а потом бросается к стене и тихо бурчит что-то не по-нашему, проковыривая дырку. Как правило, за полчаса приходит в себя. Пришлось вымарать из Михайлова экземпляра сборника канонов пятую, двадцать седьмую и семидесятую литуну – там «добрая женщина» чуть ли не через строчку. Вы видели его келью? Всю стенку дурачок расковырял. Словно песчаный берег с ласточкиными гнездами. Как только пальцы о камень не обломал!
– А вот
В келье брата Михаила было тихо. Догорала забытая сальная свеча, вся во вмятинах – видно, Михаил крутил ее в руках, прежде чем зажечь. Неодобрительно взирали на незваных гостей с икон лики святого Паллы и Чудесника Николы, любимых святых больного. Стены действительно были неровными, а прикроватная так и вовсе испорчена – сплошные ямки.
– Ну прямо крот, роет и роет! – укоризненно пробормотал Нилс, но настоятель не ответил. Подойдя к скромному ложу, он взобрался на соломенный матрас коленями и чуть не лбом уткнулся в стену.
– Вы… вы что? – растерялся монах.
Повернувшегося к нему старика было не узнать: его глаза горели безумным ужасом. Недаром говорят, что умственные болезни тоже заразны, мелькнула мысль у перепугавшегося Нилса. И что теперь прикажете делать? Запирать собственного настоятеля? Никому в приюте ничего не говорить, авось сами не догадаются?
– Сын мой… – прохрипел старик, простирая к Нилсу дрожащие руки.– Ты это видел вблизи?
Если Нилс и собирался делать ноги и звать Мита со смирительной рубахой, то было уже поздно. Настоятель с неожиданной силой прихватил его за шиворот (разодрав капюшон) и ткнул в стену носом.
Тычок получился знатный – мясистые ноздри Нилса с размаху приложились к твердому и заплакали кровавой юшкой. Монах инстинктивно лягнул обидчика пяткой, попытался оттолкнуться от стены руками и… его ногти зацепились за пучки острых волокон. Некогда каменная стена, часть скалы, сейчас была деревянной. По крайней мере в тех местах, где ее ковырял во время припадков брат Михаил.
– Липа! – потрясенно взвыл Нилс, растирая кровь пополам с соплями по горячему лицу.
– Липа,– грустно согласился настоятель, потирая ушибленное колено.– Причем во всех смыслах. А ты, оказывается, горазд ногами махать…
– Простите,– без особого раскаяния буркнул Нилс.
Беглое прочтение бумаг на Михаила, спешно извлеченных из канцелярского ящичка с документами, ничего не дало. Просто очередной несчастный, скитающийся по городам, приведенный в приют добрыми людьми. В приюте год. За это время подремонтировал худую крышу перехода, исправил обручи на старых бочках, отгрузил немеренное количество бутылок крепленого «Мирры от святого Паллы» и… каким-то образом превратил камень в дерево. Ни с кем особо не подружился, был нелюдим. Ни с кем не испортил отношений по причине мягкости и незлобивости характера.
Вернулись в келью.
– Что прикажете? – насупился Нилс.
– Тебе? – Голос настоятеля звучал жестко и спокойно, почти без эмоций.– Все отменяется, Нилс. С завтрашнего утра отправляйся в Старый грод. Никаких денежных сборов, нужно срочно отыскать эту треклятую станцию. Попутно расспрашивай о Михаиле. Болит?
– Что? – растерялся Нилс.
– Я спрашиваю про нос. Больно?
– Пустяк…
– Подойди и зажмурься.
Нилс послушно приблизился на шаг. Легкое дуновение прохладного ветерка, неожиданный жар где-то внутри ноздрей и вдруг – короткое онемение и непривычная расслабленность
Рядом с ухом прошелестел смешок – настоятель тоже догадался о том, что брат Нилс догадался.
– Спасибо, отец. Так вы… вы, оказывается, настоящий врачеватель? – рискнул подать голос Нилс, по-прежнему жмурясь и стараясь удержать равновесие на слабых ногах.
Память услужливо подкинула факты, на которые он прежде не обращал внимания: подозрительно большое число излечившихся в приюте и привычку настоятеля прикрывать лоб повязкой или низко сидящим головным убором. Вот и разгадка: скорее всего на лбу старика клеймо, которым метят владеющих силой. Насколько помнил Нилс, у мануальных врачевателей это ладонь, у провидцев глаз, у бойцов меч, у доноров капля, у словесников буква «ар», у природников ягода, а у травников конопляный лист. С тех пор, как количество магов сократилось до угрожающе ничтожного, правительство Орасса и Каперии начало настоящую охоту за владеющими силой. Бывали случаи, когда даже трехлетним детям прижигали лоб тавром и ставили на государственный учет.
На этом озарение не остановилось. Нилс с ужасом вспомнил рассказы завсегдатаев пивнушки о том, что, лишенные возможности уехать за рубеж, владеющие силой отомстили родным пенатам, причем очень хитро. Они стали сбиваться в «семьи» – восьмерки из дополняющих друг друга членов – и постепенно подмяли под себя не только мелкие бандитские группы, но и серьезные государственные структуры.
Последней в памяти застывшего Нилса всплыла сплетня, которая заставила его вздрогнуть всем телом и перестать дышать, как от контрольного выстрела из арбалета в висок. Ведра! Даже последний скотник в их деревне знал, как именно расправляются мафиозные семьи с нежелательными свидетелями. По ведру бетона на каждую ногу – и в ближайший водоем.
– Кое-какие способности имеются.– Голос настоятеля над ухом звучал с легкой иронией.– Сам видишь. Точнее, не видишь, но наверняка чувствуешь. Уже не больно, правда? И насморк заодно прошел. Держи платок, утри кровь. Да-а, плохи дела, Нилс. Михаил-то у нас, оказывается, владеющий силой, словесник. А мы, дураки, и не знали. Непростительный прокол.
– Неужели такое возможно? – дерзнул открыть глаза монах. К его облегчению, настоятель выглядел вполне обыденно: над его головой не светился огненный шар, а руки выглядели нормальными руками, ни когтей, ни лучей из пальцев.– А тавро? Его лоб чист, я сам видел!
Настоятель посмотрел на монаха как на наивного младенца.
– И что? Владеющих силой клеймят только на территории Орасса и Каперии, чтобы не удрали за границу, в других вотчинах до подобной хитрости пока не дошли. Михаил, как и большинство приютских, человек пришлый. Да ладно клеймо– ума не приложу, как его силу не унюхал брат Хаспер!
Нилс припомнил неприметного щуплого коллегу с вечно сальными волосами, приклеенными ко лбу, отлынивающего от работы на приютском винограднике и постоянно потирающего платком длинный искривленный нос. Его слезящиеся глазки типичного ябеды смотрели на всех так пристально, что казалось: он все про тебя знает. Теперь понятно отчего – действительно знал. Заодно ясно, почему настоятель так сокрушался об его отсутствии. Вот это совсем плохая новость. Если с настоятелем Нилс был в добрых отношениях, то Хаспера терпеть не мог. Буквально вчера они поцапались из-за какой-то мелочи, и Нилс в горячке пообещал «оторвать доходяге его крючок и прибить в уличном нужнике вместо щеколды». Смелое заявление.