Джоконда улыбается ворам
Шрифт:
– А вы гурман, – констатировала незнакомка.
– Не без того, – согласился Луи Дюбретон, вооружившись вилкой и ножом. – Не люблю себе отказывать в удовольствиях. – Если желаете, я могу вам заказать порцию. Официант мне по секрету сказал, что на кухню их доставили сегодня утром.
– Мне не нравится марсельская кухня, – поморщилась девушка.
– А я как раз от нее в восторге!.. Простите, я не представился, меня зовут Луи Дюбретон.
– А меня Жаклин Ле Корбюзье. А чем вы занимаетесь, господин Дюбретон?
Молодые
Луи Дюбретон чувствовал себя охотником, сумевшим изловить жар-птицу. Вот только не обжечься бы!
– Я художник.
– И что вы рисуете?
– Например, сейчас я копирую «Мону Лизу».
– Вот как, весьма интересно. И ваше занятие приносит вам прибыль?
Трюфели и в самом деле оказались необыкновенно вкусными. В это заведение следует заглядывать почаще.
– Да, у меня кое-что получается. Надеюсь, что со временем я преуспею. Сейчас я как раз над этим работаю.
Крохотными глотками девушка поглощала кофе, с откровенным интересом наблюдая за тем, как Луи Дюбретон разделывался с утиными грудками. Луи не опасался за манеры, швейцар-гувернер, проживавший в их доме, прививал ему правила этикета тоненьким прутиком, настоянным на соляном растворе. Так что наука пошла впрок и даже в самом изысканном аристократическом обществе он чувствовал себя весьма комфортно. Но сейчас, находясь под прицелом девичьих глаз, Луи Дюбретон испытал некоторую робость и очень опасался, что столовые приборы могут выскользнуть из его пальцев.
– Настолько удачно, что вы можете позволить себе трюфели?
С утиными грудками было покончено, и теперь косточки аккуратной кучкой лежали на краю тарелки. Настала очередь ароматного кофе. Собственно, ради этого он и явился в ресторан «Галеон».
Отпив маленький глоток, Луи равнодушно произнес:
– Просто мне иногда везет.
– Вы играете в рулетку?
– Что-то вроде того… Вот сейчас встретил вас. И мне почему-то кажется, что наше знакомство будет продолжительным.
– Вы так считаете? – пожала плечами Жаклин. – А вот мне думается, что напрасно. Знаете, мне нужно идти, я сюда зашла всего-то на полчаса.
– Позвольте проводить вас. Все-таки в наше время и одной…
– Хорошо, – согласилась Жаклин, вставая из-за стола. – Вы очень убедительны. Но не хотела бы вас обнадеживать, у вас нет никаких шансов.
Луи Дюбретон поднялся следом. Разговор принимал неприятный оборот. Следовало спасать положение.
– Неужели я так плох?
– Вовсе нет! Просто вы не в моем вкусе.
Приподняв длинными тонкими пальчиками край платья, девушка ступила на лестницу.
– Дайте мне шанс убедить вас в противоположном! – в отчаянии воскликнул Луи Дюбретон. – У меня получится! А потом – вкусы меняются.
– Не уверена.
– Неужели мы с вами никогда не увидимся?
– Возможно, что как-нибудь случайно.
– Ради вас я готов совершить невозможное.
Поднимавшаяся по лестнице девушка приостановилась и внимательно посмотрела на Луи.
– Вот как? Вы говорите «невозможное»?
– Именно так.
– Два часа назад я была на пресс-конференции директора музея Лувра господина Омоля Теофиля, и он нам сказал, что украсть «Мону Лизу» столь же невозможно, как украсть колокольню собора Парижской Богоматери.
– Очень смелое заявление.
– Мне тоже так показалось. Он весьма остроумен, – сдержанно высказалась Жаклин. – Так вы способны на невозможное?
– Что вы имеете в виду? Чтобы я украл колокольню собора Парижской Богоматери или «Мону Лизу»? – невольно удивился художник.
– Вы меня так и не поняли. Я начинаю даже жалеть, что эта наша встреча последняя.
– А если я все-таки сумею сделать для вас нечто невозможное?
– В таком случае приходите в редакцию «Пари-Журналь». И прошу вас, не провожайте меня! Здесь недалеко, я доберусь сама.
Близость красивой женщины кружила голову, от нее пахло ароматом лесных цветов. Интересно, она знает о том, насколько она хороша? Подозревает ли она о своей власти над мужчинами?
– Как скажете, но я уверен, что мы не расстанемся надолго.
Женщина едва улыбнулась и быстрой походкой, насколько ей позволяло зауженное книзу платье, направилась к угловому зданию с вывеской «Пари-Журналь».
Глава 3. 15 апреля 1452 года, Винчи. Я назову его Леонардо
Роженица лежала на узкой деревянной кровати подле высокого узкого оконца, укрытая тонким холщовым одеялом. Лицо бледное, измученное, на высоком широком лбу обильно проступали бисеринки пота. Прикрыв отяжелевшие веки, женщина протяжно застонала, а две свечи, стоявшие в изголовье, пустили под самый потолок облачко копоти.
– За доктором послали? – строго спросила тощая старуха с высушенным желтым лицом у хозяйки дома – крепкой черноволосой женщины.
– Послали, – отвечала одна из женщин, находившихся в комнате, – вот только никак не является.
– Наш доктор все время так, – недовольно пробубнила старуха, – когда он нужен, так никогда его не дождешься. Наверное, опять где-нибудь с приятелями в трактире сидит.
Старуха присела на стул рядом с роженицей и, растянув бесцветные губы в щербатой улыбке, спросила:
– Как ты себя чувствуешь, деточка?
– Болит, – пожаловалась роженица, – внизу живота…
Отхлынувшие воды на какое-то время принесли облегчение, а потом вновь, скривившись от новой раздирающей боли, Катерина завопила в голос: