Джоконда улыбается ворам
Шрифт:
– Возможно… Но что же в таком случае мне передать неаполитанскому королю? Его дочь скорбит и уверяет нас всех, что Джан был невероятно крепким малым. И потом, смерть в двадцатипятилетнем возрасте всегда вызывает массу вопросов, не правда ли, ваша светлость? Ведь ему стало плохо сразу после того, как он съел груши, сорванные с дерева вашего сада. Позже это дерево по какой-то причине было срублено и мы не сумели проверить истину. А болезнь протекала таким образом, как если бы он был жестоко отравлен.
– Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал, – развел руками Сфорца. – Мы произведем самое тщательное
– Позвольте откланяться, – произнес посол. – Мне нужно написать подробный доклад королю.
– Разумеется, Себастьян, вас больше никто не держит.
Посол ушел, едва слышно шаркая башмаками по паркетному полу.
– Вы слышали разговор, Леонардо?
– Да, ваша светлость.
– Так что вы можете сказать мне, милейший Леонардо, по этому поводу? – спросил герцог.
– Я далек от политики, и не мне решать, как поступать дальше. Но мне бы хотелось заметить, что неаполитанский король – не тот человек, что прощает оскорбления. Мне кажется, ваше светлость, что пришло самое время искать союзников. Король может объявить герцогству войну.
– Вы думаете? И кого же вы видите в качестве союзника? Интересно было бы услышать ваше мнение.
– Больше всего в качестве союзника подошел бы император Священной Римской империи Максимилиан. Он не может вам отказать в союзничестве хотя бы потому, что женат на вашей племяннице – Бьянке Марии.
У Сфорца с Максимилианом складывались особые отношения. Несколько лет назад император присвоил Лодовико титул герцога, позволив ему тем самым упрочиться на престоле и отодвинуть племянника от законного трона. Взамен Максимилиан получил вернейшего союзника, через которого распространял свое влияние на всю Италию. Но вопрос заключался в том, как долго император намерен поддерживать своего вассала, когда против него ополчилось столько сильных врагов?
– Вполне разумное замечание. Пожалуй, я так и поступлю. В вас, дорогой вы мой Леонардо, просто кладезень талантов! Любое дело, за какое бы вы ни брались, вы стараетесь довести до совершенства. Тоже самое касается и политики… Своими дарованиями вы мне напоминаете китайскую шкатулку, внутри которой прячется еще несколько. Открываешь один талант, как тотчас проглядывает другой. Признаюсь, что мне очень досадно, что я не рассмотрел в вас талант политика. Возможно, что благодаря вашему природному чутью и советам мне удалось бы избежать очень многих неприятностей.
– Вы очень добры ко мне, ваша светлость, – сдержанно отозвался Леонардо.
– А что вы скажете, если я заключу союз с французским королем Людовиком? – неожиданно спросил герцог.
– Ваша светлость, боюсь, что это не самая разумная идея. Возможно, что он и примет ваше предложение о союзе, но это означает не что иное, как пустить волка в овчарню. У него имеются основания претендовать на миланский престол. И уверяю вас, как только он вступит без боя на богатую землю Ломбардии, так тотчас вспомнит, что он внук прекрасной и несчастной Валентины Висконти. И захочет вернуть трон своей фамилии.
Губы Лодовико крепко сжались, однако размышлял он недолго, уже в следующую секунду его лицо растянулось в дружеской улыбке.
– Мне кажется, что ваши опасения надуманны, любезный мой Леонардо. Людовик молод и совершенно не опасен.
– Ваше сиятельство, вы просто недооцениваете такой тип людей, как Людовик. Вспомните, каким образом ему достался престол? Он ведь был третьим в списке претендентов, но сейчас несет корону так, как если бы родился с ней! Он не из тех младший сыновей, что будет донашивать все за старшим, он хочет большего! И обязательно примется расширять границы французского королевства.
В словах Леонардо была правда. Свое королевство Людовик выстрадал. Воюя с малолетним Карлом за французский престол, он попал к нему в плен и просидел три года в темнице, терпя лишения и унижения от его подданных. Но став королем после смерти Карла, проявил великодушие даже к его матери, которая глумилась над ним больше всех остальных.
– Хм, странные вещи вы говорите, Леонардо. Признаюсь, что мне даже нечего вам возразить. Может, вы большой провидец? Так что же вы предлагаете?
– Ваша светлость, я полагаю, что вы должны произвести самое беспристрастное расследование смерти вашего племянника и о его результатах сообщить неаполитанскому королю. Фердинанд Первый должен стать самым верным вашим союзником.
Неожиданно глаза Сфорца потемнели.
– А если я не желаю расследовать смерть племянника. Что тогда?
– В таком случае французская армия войдет в Милан, а затем с карты Европы исчезнет и королевство Неаполя.
– Дорогой мой Леонардо, фантазия, конечно же, дело весьма хорошее, особенно если оно касается творчества, – круглое лицо Сфорца озарила мягкая понимающая улыбка. – Но политика – это нечто совершенно другое. Она не терпит никакого вымысла. Здесь требуется практичный ум. А расследование… Разумеется, оно будет, но я уже предвижу его результат. – Лицо Сфорца вдруг сделалось печальным. – Что поделаешь, молодого герцога хватил удар, у него ведь было очень плохое здоровье. А сейчас лучше давайте поговорим о вашей конной скульптуре. Знаете, куда я ее поставлю?
– Не имею части знать, ваша светлость.
– Перед своим замком! Это будет настоящее зрелище! Надеюсь, что все готово для передвижения изваяния?
– Да, ваша светлость, статуя уже стоит на помосте с колесами. Нужны всего-то четыре помощника, чтобы провезти статую к месту.
– Прекрасно! Завтра же мы перевезем вашего коня. Хотя нет, уж лучше это сделать сегодня. А завтра по этому случаю мы устроим грандиозный бал! И на этом празднике вы будете самым главным действующим лицом. Надеюсь, что вы не станете возражать?
– Весьма польщен, ваша светлость, – расчувствовался Леонардо да Винчи.
– Кстати, а с вашими наблюдениями об отравленном дереве я познакомился самым тщательным образом, – лукаво улыбнулся герцог, – и нашел их весьма полезными. Ну что же вы застыли, Леонардо, ступайте, – ласково произнес Лодовико, – у меня много дел.
* * *
Зрелище было грандиозным. Девятиметровый конь, сооруженный из глины, дерева и картона, доставал своей макушкой до третьего этажа. И миланцы, проживавшие в верхних этажах, рискуя вывалиться из окон, пытались дотянуться до его ушей, до разинутой пасти. Некоторым счастливчикам под гул восторженной толпы, что шествовала по дороге, это удавалось.