Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 6
Шрифт:
Услыхав звяканье ключа, Джордж соскочил с дивана, и лицо его закрыла привычная маска. Она вошла, как обычно, скинула мантилью и осталась стоять перед ним с обнаженными плечами. Глядя на нее, Джордж попытался понять, знает она или нет.
— Я решила, что лучше всего приехать, — сказала она. — Вижу, и ты получил этот очаровательный сюрприз.
Джордж кивнул. Минуту оба молчали.
— Это довольно забавно, но мне жаль тебя, Джордж.
Джордж тоже улыбнулся, но улыбка вышла кривая.
— Я сделаю все, что могу.
Миссис Белью подошла совсем близко к нему.
— Я читала о
Джордж опустил глаза.
— Это не страшно. Была бы ты со мной.
Ее руки обвили его шею, но они были холодны, как мрамор; он заглянул ей в глаза и прочел в них насмешку и жалость.
Их кэб, выехав на широкую улицу, влился в поток, мчавшийся к центру, мимо Хайд-парка, где зазеленевшие ветви взметывались на ветру, как юбки балерин, мимо Клуба стоиков, мимо других клубов, гремя, звеня, чуть не сталкиваясь, обгоняя омнибусы, такие уютные, неповоротливые, с двумя рядами пассажиров, чинно сидящих друг против друга в тусклом свете фонаря.
В ресторане Блэфарда высокий смуглый молодой официант почтительно подхватил ее мантилью, маленький лакей улыбнулся своими страдальческими глазами. Тот же красноватый отблеск упал на ее руки и плечи, желтые и зеленые цветы так же вызывающе топорщились в голубых вазах. Те же названия в меню. Тот же взгляд праздного любопытства, мелькнувший в щели между красными шторами. То и дело за ужином Джордж украдкой поглядывал на лицо своей спутницы и диву давался, так было оно беспечно. К тому же последнее время миссис Белью все чаще бывала мрачна и раздражительна, а сегодня в ней чувствовалась какая-то отчаянная веселость.
Посетители за соседними столиками — сезон начался, и зал был полон поглядывали в их сторону: так заразительно она смеялась, — но Джердж начинал испытывать нечто похожее на ненависть. Какой бес сидит в этой женщине, отчего она может смеяться, когда ему так тяжело! Но он не сказал ни слова, не смел даже взглянуть на нее, чтобы не выдать своих чувств.
«Мы должны объясниться, — думал он, — надо смотреть правде в глаза. Надо что-то делать, а она сидит тут и хохочет, и все оглядываются на нас». Делать? Что делать, когда почва уходит из-под ног?
Соседние столики пустели один за другим.
— Джордж, поедем куда-нибудь, где можно будет танцевать.
Джордж удивленно поднял брови.
— Куда, дорогая? Нам некуда ехать!
— Ну хоть в эту вашу «Богему».
— Тебе неприлично показываться в подобном месте.
— Почему? Кому какое дело, куда мы ездим, что делаем!
— Мне до этого дело!
— Ах, мой друг, ты жив только наполовину.
Джордж раздраженно ответил:
— Ты, кажется, принимаешь меня за подлеца!
А в душе ни капли злобы, только страх потерять ее.
— Хорошо, едем тогда в Ист-Энд. Ну, давай сделаем что-нибудь такое, что не принято.
Они взяли извозчика и отправились в Ист-Энд. И он и она еще ни разу не были в этой неведомой земле.
— Запахни мантилью, дорогая, здесь это покажется странным.
Миссис Белью рассмеялась.
— В шестьдесят лет ты будешь вылитый отец.
И еще больше распахнула мантилью. Вокруг шарманки на углу улицы плясали девочки в ярких
— Хочу посмотреть на этих детей.
— Не ставь нас в глупое положение.
Миссис Белью приоткрыла дверцу кэба.
— Пожалуй, я пойду плясать с ними!
— Ты сошла с ума! — воскликнул Джордж. — Сиди спокойно!
Он протянул руку и загородил ей путь. Прохожие с интересом смотрели на происходящее. Уже начинала собираться толпа.
— Пошел! — крикнул Джордж.
Кое-кто из зевак засмеялся, извозчик стегнул лошадь, кэб покатил.
Пробило двенадцать, когда кэб остановился у старой церкви на набережной Челси; за последний час не было сказано ни слова.
Весь этот час Джордж думал:
«И ради этой женщины я пожертвовал всем. Это женщина, к которой я буду привязан на всю жизнь. Мне с ней не порвать!.. Если бы только я мог расстаться с ней! Но я жить без нее не могу. Мука, когда она со мной, еще большая мука, когда ее нет. Одному богу ведомо, чем все это кончится».
Он нашел в темноте ее руку: безучастная и холодная, как из мрамора. Глянул ей в лицо и ничего не прочел в ее зеленоватых глазах, блестевших в темноте, как глаза кошки.
Кэб отъехал, они стояли, освещенные уличным фонарем, глядя друг на друга. Джордж думал: «Я сейчас расстанусь с ней, а что же дальше?»
Она вынула ключ, вложила его в скважину и обернулась. На этой пустой, тихой улице, где ветер посвистывал и подвывал, огибая углы домов, и раскачивались огни фонарей, ее лицо, ее фигура были неподвижны, непроницаемы, как у сфинкса. Только в глазах, устремленных на него, играла жизнь.
— Спокойной ночи! — наконец прошептал он.
Она поманила его.
— Сегодня я твоя, Джордж! — сказала она
ГЛАВА IV ГОЛОВА МИСТЕРА ПЕНДАЙСА
Голова мистера Пендайса, если смотреть на нее сзади, когда мистер Пендайс сидит за своим бюро в библиотеке — там обычно он проводит утра с половины десятого до одиннадцати, а то и до двенадцати, — проливала немалый свет на его характер и на характер класса, к которому он принадлежал.
Это был английский тип головы. Почти национальный. С выпуклым затылком, круто спускающимся к шее, суженная в висках и скулах, с выдающимся подбородком — линия, проведенная от наиболее выступающей точки затылка к подбородку, оказалась бы чересчур длинной. Внимательный наблюдатель заключил бы, что излишняя вытянутость этого черепа указывает на характер решительный, склонный к действиям; а его суженность — на своенравие, доходящее порой до тупого упрямства; тонкая жилистая шея, поросшая редкими волосами, и умные уши усиливали это впечатление. Когда вы видели это лицо с сухим румянцем, которому ветры и непогода добавили желтизны, а солнце смуглости, коротко подстриженные волосы, серые недовольные глаза, сомнения не оставалось: перед вами англичанин, землевладелец и, вопреки мнению мистера Пендайса о самом себе, индивидуалист. Его голова более всего напоминала адмиралтейскую башню в Дувре — это страннее, длинное сооружение с закруглением на конце, которое смущает своим видом впервые вступившего на английские берега чужестранца, изумляет его и поражает страхом.