Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 7
Шрифт:
Леди Кастерли нагнулась, а когда выпрямилась, в руках у нее была домашняя туфля.
— Не дразните его! — воскликнула Барбара, схватив ее за руку. Но леди Кастерли высвободилась.
— Не мешай! — сказала она и прихлопнула насекомое подошвой так, что оно мертвое упало на пол. — Не залетал бы, куда не надо.
И, словно не они здесь только что суетились, все трое снова молча уставились в окно.
Наконец леди Кастерли обернулась к Барбаре.
— Ну, теперь ты понимаешь, что натворила?
— Энн! — вполголоса сказал лорд Деннис.
— Да, да. Она твоя любимица, но это ей не поможет. Эта женщина… должна сказать к ее чести… я говорю, к ее чести… уехала, чтобы Юстас не мог найти ее, пока он не образумится.
У Барбары перехватило дыхание.
— Бедняжка! — вырвалось у нее.
Лицо леди Кастерли стало почти жестоким.
— Вот именно, — сказала она. — Но, как ни странно, я думаю о Юстасе. Маленькая, сухонькая, она вся дрожала с ног до головы. — Будешь теперь знать, как играть с огнем.
— Энн! — опять негромко окликнул сестру лорд Деннис и ласково взял Барбару под руку.
— Наш мир — это мир фактов, а не романтических прихотей, — продолжала леди Кастерли. — Ты такое натворила, что вряд ли можно поправить. Я сама была у нее. Я глубоко тронута. Если бы не твое глупое поведение…
— Энн! — снова повторил лорд Деннис.
Леди Кастерли умолкла; слышно было лишь, как она притопывает по полу своей маленькой ножкой. Глаза Барбары блеснули.
— Вы бы хотели еще кого-нибудь раздавить, бабушка?
— Бэбс! — взмолился лорд Деннис.
Но Барбара, сама того не замечая, прижала его руку к сердцу и продолжала:
— Ваше счастье, что вы можете ругать меня сегодня. Случись это вчера…
При этих загадочных словах леди Кастерли отвернулась и пошла в другой конец комнаты, оставляя на блестящем паркете маленькие тусклые следы.
Барбара притянула к горячей щеке стариковские пальцы, которые перед тем судорожно сжимала в своих.
— Пусть она замолчит, дядя! — прошептала она. — Сейчас я не могу слушать!
— Да, да, родная, — забормотал лорд Деннис. — Да, конечно… на сегодня довольно.
— Это все ты, — донесся через всю комнату голос леди Кастерли. — Твои сентиментальные глупости навлекли на мальчика несчастье.
Рука лорда Денниса вновь сжала локоть Барбары, и она послушно промолчала; и в тишине послышались легкие приближающиеся шаги. Ни старик, ни Барбара не обернулись; шаги снова стали удаляться; потом опять приблизились.
— Бабушка, ради бога остановитесь! — вдруг воскликнула Барбара, показывая на пол. — Вы и так уже растоптали несчастного шершня, довольно с него, даже если и вправду он залетел, куда не надо!
Леди Кастерли посмотрела на то, что осталось от насекомого.
— Отвратительно! — сказала она; но когда заговорила снова, в голосе ее слышалась уже не столько суровость, сколько досада: — А этот… как его там… ты от него отделалась?
Барбара вспыхнула до корней волос.
— Если вы будете оскорблять моих друзей, я сейчас же уеду домой и никогда больше не стану с вами разговаривать.
Казалось, леди Кастерли вот-вот ударит внучку: потом на ее губах появилась слабая язвительная усмешка.
— Похвальное чувство! — оказала она.
— Все равно я ухожу! — крикнула Барбара, выпуская руку дяди. — Не понимаю, зачем вы меня звали!
— Затем, чтобы ты и твоя мать знали, как самоотвержение поступила эта женщина. — холодно ответила леди Кастерли. — Затем, чтобы вы были начеку: неизвестно, чего сейчас ждать от Юстаса; и я хотела дать тебе случай загладить свою вину. И, кроме того, предостеречь тебя… — она не договорила.
— Да?
— Лучше я… — вмешался лорд Деннис.
— Нет, дядя Деннис, пусть бабушка возьмется за свою туфлю!
Она прислонилась к стене, высокая и даже внушительная, гордо вскинув голову. Леди Кастерли молчала.
— Ну, вы приготовились? — крикнула Барбара. — К несчастью, он ускользнул!
— Лорд Милтоун, — раздалось в дверях.
Он вошел неслышно и быстро, опередив лакея, и прежде, чем его заметили, оказался почти вплотную к группе у окна. Лицо у него было серое — такими бывают смуглые лица, когда в минуту волнения от них вдруг отхлынет вся кровь, а глаза, по которым всегда легче всего было прочесть его чувства, горели таким гневом, что все трое невольно потупились.
— Я должен поговорить с вами наедине, — обратился он к леди Кастерли.
И, быть может, впервые в жизни эта неукротимая маленькая женщина дрогнула. Лорд Деннис увлек за собою Барбару, но в дверях прошептал:
— Останься, Бэбс, и молчи. Мне все это очень не нравится.
И никем не замеченная Барбара осталась.
Из дальнего конца длинной белой комнаты до нее с неправдоподобной ясностью доносились два негромких голоса; волнение придавало каждому слову сверхъестественную силу и отчетливость; и ее тревожному взгляду чудилась в каждом движении обоих непостижимая точность, словно у марионеток, которых она видела однажды в парижском кукольном театре. Ей слышны были беспощадно злые и горькие слова упрека, обращенные Милтоуном к бабке. Незаметно она подходила все ближе и, увидев, что ее не замечают, точно она не живой человек, а статуя, снова заняла свое место у окна. Говорила леди Кастерли.
— Я не желала видеть тебя поверженным, Юстас. То, что я сделала, мне далось нелегко. Но я сделала для тебя все, что могла.
Ужасная улыбка исказила лицо Милтоуна — такой ненавидящей улыбкой жертва бросает вызов палачу.
— Я вижу, ты вне себя, — продолжала леди Кастерли. — Можешь меня возненавидеть… но не предавай нас, не падай духом оттого, что не можешь достать луну с неба. Облачись в доспехи и иди в бой. Не будь трусом, мальчик!
Ответ Милтоуна был, как удар хлыста.
— Замолчите!