Джон Ячменное Зерно, Бёрнс Роберт

Джон Ячменное Зерно

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Джон ячменное зерно

Когда-то сильных три царя Царили заодно — И порешили: сгинь ты, Джон Ячменное Зерно! Могилу вырыли сохой, И был засыпан он Сырой землею, и цари Решили: сгинул Джон! Пришла весна, тепла, ясна, Снега с полей сошли. Вдруг Джон Ячменное Зерно Выходит из земли. И стал он полон, бодр и свеж С приходом летних дней; Вся в острых иглах голова — И тронуть не посмей! Но осень томная идет… И начал Джон хиреть, И головой поник – совсем Собрался умереть. Слабей, желтее с каждым днем, Все ниже гнется он… И поднялись его враги… «Теперь-то наш ты, Джон!» Они пришли к нему с косой, Снесли беднягу с ног И привязали на возу, Чтоб двинуться не мог. На

землю бросивши потом, Жестоко стали бить; Взметнули кверху высоко — Хотели закружить. Тут в яму он попал с водой И угодил на дно… «Попробуй, выплыви-ка, Джон Ячменное Зерно!» Нет, мало! взяли из воды И, на пол положа, Возили так, что в нем едва Держалася душа. В жестоком пламени сожгли И мозг его костей; А сердце мельник раздавил Меж двух своих камней. Кровь сердца Джоновы враги, Пируя, стали пить, И с кружки начало в сердцах Ключом веселье бить. Ах, Джон Ячменное Зерно! Ты чудо-молодец! Погиб ты сам, но кровь твоя — Услада для сердец. Как раз заснет змея-печаль, Все будет трын-трава… Отрет слезу свою бедняк, Пойдет плясать вдова. Гласите хором: «Пусть вовек Не сохнет в кружках дно, И век поит нас кровью Джон Ячменное Зерно!»

Иван Ерофеич Хлебное-зернышко

Баллада

Были три царя на Востоке, Три царя сильных и великих; Поклялись они, бусурманы, Известь Ивана Ерофеича Хлебное-зернышко. И вырыли они глубокую борозду, да и бросили его в нее, И навалили земли на его головушку; И клялись они, бусурманы, Что извели Ивана Ерофеича Хлебное-зернышко. Но как скоро пришла светлая веснушка, И полились теплые дождики, Иван Ерофеич Хлебное-зернышко встал из могилы К великому страху нехристей. А когда засветило летнее солнышко, Он возмужал, стал толсти силен, И голова его вооружилась острыми копьями, Так, что он никого не боялся. Но послали осенью цари бусурманские злую колдунью, От колдовства которой он поблек и пожелтел: Его подкосившиеся коленки, его поникшая головка, Показывали, что пришел ему конец. Цвет его исчезал боле и боле, Стал он, родимый, хил и стар: Тогда-то враги его, бусурманы, Напали на него с бешенством. Взяли они, окаянные, меч кривой и острый, И подрезали ему колени, И, связав накрепко, бросили в телегу Как вора или разбойника. Положили его на спину, И давай колотить дубинами, А потом еще повесили его, беднягу, И ворочали во все стороны. Наконец налили большую кадку Водою полно-полнехонько, И бросили туда Ивана Ерофеича Хлебное-зернышко: Пусть его утонет, сгинет, пропадет! Но нет, раздумали: вынули его из воды, И положили на доске, чтоб еще помучать: Как вот он опять оживает! Они начали его таскать и трясти, Да жарить на огне, чтоб весь мозг Иссушить в костях его. Но один мельник более всех их сделал ему худа: Он ему все косточки измял, изломал, меж двух камней. Тогда выжали они кровь из его сердца, И начали все пить кровь его: И чем более пили его кровь, Тем веселее становились. Потому что Иван Ерофеич был славный богатырь, И рыцарь хоть куда! И тот, кто вкусит его крови, Мигом делается сам храбрецом! Кровь его заставляет забыть все горе, И радость будит в сердце: От нее и вдова станет смеяться, Хоть бы у ней были слезы на глазах. Да здравствует Иван Ерофеич! Наполним в честь ему стаканы, И пожелаем, чтобы его потомство Всегда жило и здравствовало в Шотландии.

Злая судьба

Под знойным вихрем злой судьбы Мой свежий лист опал; Под знойным вихрем злой судьбы Мой свежий лист опал! Мой стан был прям, побег могуч, Мой цвет благоухал; В росе ночей, в блистаньи дня Я бодро возрастал. Но буйный вихорь злой судьбы Весь цвет мой оборвал; Но буйный вихорь злой судьбы Весь цвет мой оборвал!

К полевой мыши, разоренной моим плугом

(В ноябре 1785)

Трусливый серенький зверек! Велик же твой испуг: ты ног Не слышишь, бедный, под собой. Поменьше трусь! Ведь я не зол – я за тобой Не погонюсь. Увы! с природой наша связь Давно навек разорвалась… Беги, зверек, хоть я, как ты, Жилец земли Убогий: сам терплю беды, Умру в пыли. Воришка ты; но как же быть? Чем стал бы ты, бедняжка, жить? Неужто колоса не взять Тебе в запас, Когда такая благодать В полях у нас? Твой бедный домик разорен; Почти с землей сровнялся он… И не найдешь ты в поле мхов На новый дом; А ветер, грозен и суров, Шумит кругом. Ты видел – блекнули поля, И зимних дней ждала земля; Ты думал: «Будет мне тепло, Привольно тут». И что же? плуг мой нанесло На твой приют. А скольких стоило хлопот Сложить из дерна этот свод! Пропало все – и труд и кров; Нигде вокруг Приюта нет от холодов, От белых вьюг. Но не с тобой одним, зверек, Такие шутки шутит рок! Неверен здесь ничей расчет: Спокойно ждем Мы счастья, а судьба несет Невзгоду в дом. И доля горестней моя: Вся в настоящем жизнь твоя; А мне и в прошлом вспоминать Ряд темных лет И с содроганьем ожидать Грядущих бед!

К срезанной плугом маргаритке

(В апреле 1786)

Цветок смиренный полевой! Не в добрый час ты встречен мной: Как вел я плуг, твой стебелек Был на пути. Краса долины! я не мог Тебя спасти. Не будешь пташки ты живой, Своей соседки молодой, Поутру, только дрогнет тень, В расе качать, Когда она румяный день Летит встречать. Был ветер северный жесток, Когда впервые твой росток Родную почву пробивал; В налете гроз Ты почку раннюю склонял, Под бурей взрос. От непогод цветам садов Защитой стены, тень дерев. Случайной кочкой был храним Твой стебелек; В нагих полях ты взрос незрим И одинок. Ты скромно в зелени мелькал Головкой снежною; ты ждал Привета солнышка, – и вдруг Во цвете сил Тебя настиг мой острый плуг — И погубил. Таков удел цветка села — Невинной девушки: светла Душой доверчивой, живет Не чуя бед; Но злоба срежет и сомнет Прекрасный цвет. Таков удел певца полей: Среди обманчивых зыбей По морю жизни он ведет Свой хрупкий челн, Пока под бурей не падет Добычей волн. Таков удел в борьбе с нуждой Всех добрых: гордостью людской И злом на смерть осуждены, Они несут — Одних небес не лишены — Кровавый труд. Над маргариткой плачу я… Но это доля и моя! Плуг смерти надо мной пройдет И в цвете лет Меня подрежет – и затрет Мой слабый след.

«Джон Андерсон, сердечный друг!»

Джон Андерсон, сердечный друг! Как я сошлась с тобой, Был гладок лоб твой и как смоль Был черен волос твой. Теперь морщины по лицу И снег житейских вьюг В твоих кудрях; но – бог храни Тебя, сердечный друг! Джон Андерсон, сердечный друг! Мы вместе в гору шли, И сколько мы счастливых дней Друг с другом провели! Теперь нам под гору плестись; Но мы рука с рукой Пойдем – и вместе под горой Заснем, сердечный мой! Прежде всего Бедняк – будь честен и трудись, Трудись прежде всего! Холопа встретишь – отвернись С презреньем от него! Прежде всего, прежде всего Пред знатным не бледней — Ведь знатность штемпель у гиней И больше ничего! Пусть черствый хлеб весь твой обед, Из поскони кафтан; Другой и в бархат разодет, А плут прежде всего. Прежде всего, прежде всего Ведь титул глупый звон. Бедняк, будь только честен он, Король прежде всего! Вот этот барин – знатный лорд, Да что нам из того, Что он своим богатством горд, А глуп прежде всего! Прежде всего, прежде всего Для нас, детей труда, Его и лента и звезда Смешны прежде всего! Холопа в графы произвесть Не стоит ничего: Но честным сделать, – царь, – как есть, — Не может никого! Прежде всего, прежде всего Да будут все честны: Честь наша – высшие чины И ум прежде всего! Молитесь все, чтоб Бог послал Нам Царствие Его. Чтоб честный труд на свете стал Почетнее всего! Прежде всего, прежде всего Отныне и вовек, Чтоб человеку человек Был брат прежде всего!..

Песнь бедняка

Чем живу я – и сам не пойму; Никому не обязан зато. Я помочь не могу никому, Да и мне не поможет никто. К сердцу крепко подругу прижму, И она меня любит зато. Не ревную ее ни к кому, — И ко мне не ревнует никто. Шапки я лишний раз не сниму, Но и мне не снимают зато; Не подставлю ноги никому, Ну и мне не подставит никто. Дела нет до меня никому — До других мне нет дела зато. Мог бы плакать, роптать… Да к чему? И при мне не ропщи уж никто!

Роберт Бернс