Джонни-бедняк и Арника
Шрифт:
Столикая Ведьма, пригорюнившись, подпирала спиной стену собственного дома. Мучила ее одна-единственная мысль: вот-вот истекут заветные семь лет. Дело в том, что каждой ведьме полагается раз в семь лет заманить в рабство хотя бы одного человека. Причем не силой, о нет! Хитростью! Иначе вся ее колдовская сила исчезает. Так вот, у Столикой Ведьмы времени оставалось уже меньше года, а в сети к ней так никто и не попался, потому что все окрестные жители знали о Ведьме и обходили ее владения стороной, а чужих здесь, на самом краю света, и вовсе не бывало.
«Ой-ёй-ёй, что со мною будет? — размышляла она. — Неужели я лишусь своих колдовских чар?»
Но в этот момент — ого! — она вдруг услышала чей-то свист, и глаза у нее заблестели от радости:
— Я буду не я, если по тропинке кто-то не идет.
И не ошиблась. Это Джонни-бедняк брел по тропинке прямо к дому Столикой Ведьмы.
— Ну, вот ты и пришел, мой миленький! — обрадовалась Столикая и тут же превратилась в дряхлую старушку на костылях и с палкой в руках.
В это время Джонни-бедняк как раз подошел к ее дому.
— Ох, ох! Сыночек дорогой, как хорошо, что ты забрел сюда, — прошамкала старушка, — помоги мне, несчастной, старой, больной женщине.
— Чем же я могу тебе помочь, бабушка? — спросил Джонни-бедняк.
— Ой, да совсем я больная, в чем только душа держится. Одной ногой уж в могиле стою, — фальшиво запричитала Столикая Ведьма, — прошу тебя, поступай ко мне в услужение.
— Видите ли, бабушка, — почесал в затылке Джонни-бедняк, — я с радостью вам помогу, но вот в услужение не пойду. Я, да будет вам известно, самый свободный человек на свете, поэтому никогда ни к кому в услужение не нанимаюсь.
При этих его словах Столикая Ведьма побледнела. «Кошачий хвост тебе в глотку! — подумала она. — Угораздило же именно самому свободному человеку на свете завернуть ко мне».
— Однако, кто бы там он ни был, все равно я просто так его не отпущу, — пробормотала она едва слышно. И заканючила: — Сынок, речь-то идет всего о трех днях. Мне и нужно-то всего-навсего три дня. Три денечка. Они пролетят — ты и глазом не успеешь моргнуть.
— Нет, — покачал головой Джонни-бедняк, — даже на минуту, даже на полминуты не пойду к тебе в услужение, ни к кому и никогда не пойду, и все тут!
— Я щедро заплачу! — не унималась Столикая Ведьма.
Тут Джонни-бедняка охватило любопытство:
— И сколько бы ты мне заплатила?
— Иди сам посмотри.
Столикая Ведьма подвела его к двери чулана и открыла ее. Оттуда хлынул такой ослепительный свет, что Джонни-бедняк невольно закрыл ладонями глаза.
Чулан был доверху набит драгоценностями. Золотые монеты, жемчуг, серебряная посуда, самоцветы — все это искрилось, переливалось, блестело. Столикая Ведьма, хитро прищурившись, смотрела на Джонни-бедняка, потом бросила небрежно:
— Все это может стать твоим. И поработать-то надо всего три дня.
Как вы думаете, что на это ответил самый свободный человек на белом свете?
— Да зачем мне весь этот хлам? — вот что он сказал.
Столикая
— Это-то хлам?! Дурень ты эдакий! Да это самые что ни на есть сокровища! Кошачий хвост тебе в глотку! Самые богатые короли и те бы от радости в пляс пустились, если бы могли взять хоть что-нибудь из этого чулана… Ну ладно уж… За три дня службы у меня ты получишь все это.
Но Джонни-бедняк опять покачал головой:
— Что я стану делать с этими сокровищами? Я даже унести их с собой не смогу. А если и смогу, на кой черт мне убиваться — такая тяжесть!
— Ну и дурак же ты, парень, как я погляжу! — зашлась от злости Столикая Ведьма. — Нет ничего проще. Купишь себе лошадь да телегу, на нее и положишь сокровища. И сам в карете поедешь, пешком-то уж, наверное, не пойдешь!
— Во-первых, — начал Джонни-бедняк, — я люблю пешком ходить. Во-вторых, будь у меня лошадь и карета, пришлось бы мне все время только о том и думать, где корм для лошади купить да как карету починить — то новые колеса нужны, то еще что-нибудь. Только этого мне не хватало! В-третьих, кругом полно грабителей да разбойников, мне все время пришлось бы охранять лошадь с каретой, не говоря уж о сокровищах. Так и свистеть разучишься вольным посвистом! Пропади они пропадом, эти сокровища, бабушка!
— До чего ты бездельный парень, до чего никудышный! — завопила Столикая Ведьма. — Испугался забот о лошади и карете! Наймешь себе слуг! Построишь настоящий дворец, окружишь его высокой стеной, ров пророешь и наполнишь водой, ни один грабитель не пройдет.
— И всю жизнь потом торчать в этом замке, пока не заплесневею?! Тогда уж не пустишься бродить по белу свету! Только и думай: что там с моим замком? Не ударила ли в него молния? Ой, да как там мой замок?! Ой, да как там мои сокровища?! Нет, бабушка, не нужны мне твои драгоценности. Но я с удовольствием помогу тебе просто так, бесплатно. Скажи только, что нужно сделать.
Столикая Ведьма в душе готова была разорвать его на части от злости, но сделала вид, что не расслышала слов Джонни, предложившего ей свои услуги.
— И работы-то почти никакой за эти три дня, — снова затараторила она. — Снимай лишь каждый день по яблоку вон с той яблони, да и дело с концом.
Во дворе у Столикой росла невысокая, чахлая яблоня, а на ней висело три яблока. Висели они невысоко, даже ребенок мог бы до них дотянуться.
— Это же сущий пустяк, — проговорил Джонни-бедняк, — да я без всякой платы сорву их тебе.
И шагнул было к яблоне.
Но тут Ведьма, отбросив в сторону костыли и клюку, как подскочит, словно ее ужалила оса:
— Стой, не прикасайся!
Джонни-бедняк подозрительно посмотрел на старуху:
— Вон ты какая вдруг стала прыткая, бабуля! А говорила, что в тебе душа еле держится?! Которая нога у тебя хромая? А?
Почему Столикая Ведьма так испугалась, вполне понятно. Ведь яблоня была, конечно, не простая, а волшебная. Несчастные люди, которые решались пойти в услужение к Ведьме, думали, посмеиваясь, что служба пустячная, а сокровища огромные. Ведь и ребенок мог, казалось, спокойно сорвать яблоки. И за такую-то работу Ведьма сулила огромные деньги.