Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей
Шрифт:
— А как только пустят, приходи к нам поиграть с Гюйсом, — негромко проговорил Мервин, слегка коснувшись плеча Джун рукой. — Мы живем на Фарм Роуд в Нортлэнде. Спросишь многоквартирный дом пожарников, тебе каждый покажет. Мой отец пожарник, шофером работает. Приходи, а?
— Приду, — сказала Джун. — Как только пустят, так и приду. Я ведь живу рядом — в Карори…
Она улыбнулась, помахала рукой и побежала к стоянке машин. Мервин видел: большой черный лимузин бесшумно тронулся с места и через несколько секунд скрылся за поворотом.
Мервин долго стоял и смотрел на неиссякаемый поток машин. Гюйс уселся у его ног и попытался привлечь негромким повизгиванием внимание мальчика. Но тот не обращал на него внимания. Незнакомое, странное чувство владело Мервином — тревожное и радостное. Ему казалось, что он парит высоко-высоко над островом. Уплывают вдаль среброглавые вулканы и дремучие папоротниковые рощи, каменистые каньоны с бурными изумрудными потоками и выгрызенные ордами океанских волн угрюмые, пустынные фиорды. Древние военные тропы пересекают крутые склоны оранжевых гор, теряются в лиловых долинах, в медно-красных песках пустынь, вновь возникают на берегах сонных озер, чтобы снова исчезнуть возле кипящих грязей и горящих желтыми, синими, красными кострами великанов гейзеров.
А где-то далеко на горизонте, вверх по белой ленте широкого шоссе, мчится большой черный лимузин…
— Мервин, иди скорее! Тебя во дворе какая-то барышня спрашивает, — крикнул отец с порога. Повесив пиджак на гвоздь в углу крохотной прихожей, он направился в ванную сполоснуть лицо и руки перед ужином. Ухмыльнулся, пробормотал себе под нос: «Была бы жива мать, вот удивилась бы. Сын-то жених совсем! Жених — да и только, чтоб я сгорел, как те оптовые склады в Лоуэр Хатте…»
— Барышня? Придумаешь тоже, пап, — равнодушно ответил Мервин. — Просто знакомая девочка… из соседней школы…
А у самого радостно екнуло сердце: «Джун пришла!»
Он наспех причесался, надел новую рубашку, выскочил во двор. На тротуаре стояла Джун в синих шортах, белоснежной блузке, на шее — красный платок. На поводке она держала длинноногого коричневого пса.
— Привет, Джун, — стараясь не выдать своей радости, сказал Мервин, покосившись на стайку мальчишек, которые сражались в дальнем углу двора в регби. Те, как по команде, прекратили игру и уставились, перешептываясь, на Джун. Тем же занялись и две женщины, вышедшие во двор, чтобы развесить только что выстиранное белье. Оторвал взгляд от мотора своего старенького «остина» пожилой мужчина…
— Добрый вечер, Мервин, — ответила Джун, немного смущенная всеобщим вниманием. Помолчали, не зная, как продолжить разговор: стесняло назойливое любопытство всех этих окружавших их людей.
— У меня теперь тоже щенок, — сказала наконец Джун и погладила голову собаки. — Ее зовут Ширин…
— Красивая морда! Совсем как человечье лицо. Что это за порода? — спросил Мервин.
— Афганская овчарка.
Подбежал Гюйс, приступил к знакомству с Ширин, Вокруг Мервина и Джун собиралась толпа любопытных.
— Пойдем вниз, на спортивное поле, — предложила Джун, и, не дожидаясь ответа Мервина, крикнула: — Ширин, Гюйс — за мной!
Собаки с лаем кинулись вдогонку. Следом за ними побежал Мервин.
— А подружка нашего Мервина, видать, не из бедной семьи! — заметила одна из обитательниц дома пожарной команды, худая бледная женщина.
— Какая уж там может быть дружба между богатой пакеха [*] и бедным маори, — отозвалась другая пышногрудая маорийка…
[*] Пакеха — белый, белая (маорийск.)
Спортивное поле лежало в котловине меж двух холмов. Частенько подростки с близлежащих улиц до одури гоняли здесь мяч после школы. Футбольные команды городских колледжей под буйные крики болельщиков сражались здесь с командами английских, французских, шведских судов. По субботам и воскресеньям молодые матери и отцы совершали сюда вылазки со своим потомством.
Сейчас поле было пустынным. Ширин бросилась опрометью бежать вдоль его кромки. Гюйс, высоко вскидывая задние кривые лапы, не отставал. Вот Ширин остановилась, отпрыгнула в сторону, склонила тонкую голову набок. Гюйс тоже замер. Его черные навыкате глаза следили за каждым движением Ширин. Внимание собак привлекли две маленькие серенькие птички. Мгновенное раздумье — и оба щенка уже мчались наперегонки поперек поля…
— Твой Гюйс — славный малый, с характером, — Джун смотрела вслед собакам. — Ни за что не сдается. Хотя из последних сил, но бежит рядом!
— Боец, — согласился Мервин. — Встретит на улице пса в три-четыре раза больше, чем он сам, стрелой к нему — выяснять отношения. Он уже в три месяца был как взрослый. Самостоятельный.
— Ширин из Афганистана, из самого Кабула. Так папа сказал. — Джун погладила подбежавших к ним собак.
— У тебя все заграничное, да? — настороженно осведомился Мервин.
— Почему? — удивилась Джун.
— Собака из Афганистана, гувернантка из Франции.
— Ну и что? — возразила Джун — Просто таких собак никогда не было в Новой Зеландии. А мне Ширин очень понравилась. А мадемуазель Дюраль… Знаешь, я была не права к ней. Она просто несчастная женщина…
— Несчастная? А про тебя небось прошлый раз наябедничала.
— Да, она сказала папе, что я дурно вела себя с ней, — подтвердила Джун. — Папа меня при ней поругал, а потом под секретом рассказал ее историю…
Девочка испытующе взглянула на Мервина:
— Никому не скажешь?
— Никому.
— Слово?
— Слово.
— У нее была… — Джун посмотрела вокруг, будто проверяя, не подслушивает ли кто, и прошептала в самое ухо Мервина: — У нее была… невероятно несчастная и… трагическая любовь!
— Да? — так же шепотом недоверчиво переспросил Мервин.
— Клянусь богом! — пылко и теперь уже громко воскликнула Джун. — Мне папа рассказал, что мадемуазель Дюраль ужасно любила одного юношу. Это было давным-давно, — начала Джун. — Нас тогда с тобой, наверно, еще и на свете не было. Она у себя в Париже жила. А там были тогда немецкие нацисты. Она сама и человек, которого она любила, боролись с ними. Немцы его поймали. Долго пытали, а потом расстреляли. Узнав об этом, мадемуазель Дюраль чуть с ума не сошла. Вот как она его любила!.. Когда война кончилась, она решила навсегда уехать из Франции. Так далеко, как только можно. А замуж не вышла, потому что до сих пор любит того юношу. Теперь понял, почему она несчастная?