Джутовая маска
Шрифт:
– Почему вы стали полицейским? – неожиданно поинтересовалась она, осторожно попробовав медовик на вкус. – Мечтали об этом с детства?
– Даже не думал, – честно ответил Карпатский. – Случайно вышло. У меня же в старших классах любовь случилась…
– С мамой Ангелины?
– Да, с Ксюшей, – зачем-то уточнил он, хотя имя его бывшей жены вряд ли имело сейчас значение. – Так что голова у меня по большей части была занята не тем. Мама почему-то грезила моим поступлением в МФТИ, отец предпочитал МАТИ, а я, откровенно говоря, не был силен в точных науках. Да и в любых
– А куда вы хотели поступить? Кем хотели быть?
– Да ничего я не хотел. Я же говорю: любовь у меня была. Взаимная, что важно, а потому дико отвлекающая от всего. Ксюша на год меня младше, ее в тот момент вопросы поступления еще не волновали. А я предсказуемо пролетел на вступительных экзаменах и угодил в армию. Через два года вернулся, и оказалось, что Ксюша меня все это время ждала. И дождалась. Тут уж нам обоим крышу сорвало, поэтому вскоре она забеременела. Мы решили пожениться, и сразу стало понятно, что двух студентов семейный бюджет не потянет. Не сидеть же втроем у родителей на шее. А у меня за плечами только школа и армия. Никаких особых связей. Приятель сказал, что с такими исходными данными берут в милицию. Вот я туда и пошел. Сначала в патруль, потом со временем стал оперуполномоченным. Образование получил уже в процессе, на заочном, по линии МВД. Но это все потом, когда Геля подросла. Поначалу на учебу не хватало времени: нужно было работать, по возможности подрабатывать, с ребенком помогать…
– Как же вы все успевали? – искренне удивилась Диана.
Да, она едва ли что-то знает о такой жизни. И хорошо, наверное.
– Понятия не имею. Мне кажется, после рождения Гели примерно год я вообще не спал. Нет, наверное, я все-таки спал когда-то, но помню то время смутно.
«И вот зачем ты все это рассказываешь?» – мысленно задался вопросом Карпатский. И сам себе ответил: «Она же спрашивает. Что ж теперь? Сидеть и в молчанку играть? Пусть девчонка отвлечется от дурных мыслей, чтоб не мерещилось всякое…»
– И вам никогда не хотелось уйти из полиции и стать кем-то другим? – не унималась Диана.
Он пожал плечами.
– Конечно, когда только шел на эту службу, я не думал, что это навсегда. Собирался просто перекантоваться какое-то время, а потом найти вариант получше. Но время летит так быстро, что сам не замечаешь, как проходит десять, а потом и двадцать лет… К тому же я начал делать какую-никакую карьеру в системе. Сейчас уже не представляю себя кем-то другим. Да и не умею больше ничего. Лет десять назад я еще мог бы куда-то метнуться, а теперь… Поздно.
Диана опустила глаза и неловко ковырнула торт, а Карпатский отчего-то снова почувствовал себя странно. Должно быть, из-за осознания того, что она прекрасно понимает, почему десять лет назад он никуда не метнулся, а так и остался в полиции. Обычно его собеседники редко помнили – если вообще знали – о том, что десять лет назад у него погибла дочь.
Против воли он на несколько мгновений провалился в воспоминания о том дне, когда его жизнь изменилась страшным, необратимым образом. Когда Гели не стало. И все, что он делал, все, чем жертвовал, вдруг оказалось зря.
Это была опасная территория, и Карпатский усилием воли постарался прогнать тяжелые воспоминания, резковатым движением тоже отломил вилкой кусочек торта и засунул в рот.
– Вкусный, – заметил лаконично, как бы закрывая тему своего прошлого.
– Мамин любимый, – грустно улыбнулась Диана, принимая смену темы. – Ну, я так думаю. Торты были редкой роскошью в нашем доме, пока я росла, но если уж случался достаточно весомый повод, мама всегда покупала медовик.
Она вздохнула и потянулась рукой к чашке. Пока он предавался воспоминаниям, успела разлить по ним чай.
– Я знаю, что мои слова вам не помогут и от них вам не станет легче, – осторожно начал Карпатский.
Произнес нарочито медленно, давая ей возможность себя перебить и снова поменять тему, но Диана лишь с интересом посмотрела на него. И тогда он продолжил:
– Не существует никакой безусловной любви между родителями и детьми. Тут такая же любовь, как везде: она может быть взаимной или не быть, ее невозможно заслужить правильным поведением и потерять неправильным. Она или есть, или нет. И если ее нет, нет смысла стучать в запертые двери. Живите дальше.
Карпатский почему-то ждал, что она начнет спорить, но Диана лишь кивнула.
– Я знаю. Я пытаюсь. Просто… – Она обвела взглядом кухню, словно что-то искала и не могла найти. – Просто мне нужны новые точки опоры. А их нет.
Он знал это чувство. Знал слишком хорошо, как это бывает, когда земля уходит из-под ног, вокруг все рушится, а ты пытаешься за что-то ухватиться… за кого-то… но руки находят только пустоту. Его тогда спасла работа. По крайней мере, она давала если не причину, то хотя бы повод жить дальше. И до сих пор дает.
– А кем хотели стать вы? – поинтересовался Карпатский, пытаясь нащупать какой-нибудь дельный совет.
Ему действительно хотелось ей помочь, что было само по себе странно. Утешать и тем более ободрять он не любил и не умел. Во всяком случае, давненько этого не практиковал. Обычно он или грубил людям, или просто равнодушно реагировал, не испытывая от общения ни малейшего удовольствия. Даже с коллегами. Но сейчас ему хотелось найти для нее какие-то правильные слова.
Диана криво усмехнулась, подняла на него взгляд и с вызовом произнесла:
– Кем-то, кто будет зарабатывать много денег. Очень много денег. Это было единственное, о чем я думала, когда выбирала профессию.
В ее глазах читалось: «Ну давай, осуди меня за меркантильность! Скажи, что я связалась с богатеньким «папиком» по той же причине и получила в итоге то, что заслужила!» Это заставило его улыбнуться. Он вообще подозрительно часто улыбался в ее присутствии.
– И на чем остановили выбор?
Взгляд Дианы, не дождавшейся осуждения, потух, и она пожала плечами.