Дзынь
Шрифт:
– Так как его зовут? – обратился патрон к Джованни.
– Ага, вот, нашёл… – Джованни уткнулся в какую-то папку.
– Джулиан, – спустя полторы секунды сообщил Джованни.
– Джулиан,
– Вафан… А… Что с вас взять? В стекло значит не наливаем… А этим наливаем… Срочно дефашизировать… – доносились возмущённые возгласы из фойе.
Джованни отвлёкся от папки и прислушался.
– Кто это там так ругается, патрон, к дефашизации нас призывает? – спросил Джованни у патрона.
– А этого чего не пускаете, афроамери… тьфу ты, афроитальянца? Чего он на улице мыкается? – доносились недовольные возгласы из фойе. – И мне ногу замотайте, и я пойду. Сталин у них, видите ли, с сердечком… – всё ещё доносились возмущённые возгласы из фойе.
– Ах, ну конечно, вот и он… – с лукавой улыбкой отвлёкся от изучения парных имён патрон и пустился в рассуждения, – в его родной стране процессы фашизации и дефашизации происходили одновременно, но всё-таки он больше гуманист, чем мизантроп, поэтому выступает за дефашизацию. И нашей нации в том числе, Джованни. И в чём-то он прав. В чём мы, собственно, раскаялись? Как мы отмечаем 8-ое мая? А то, что мы любим свою страну, – это наша большая заслуга, и наша любовь к родине достойна уважения. Однако, Джованни, патриот, в какой-то степени, является шовинистом, поскольку патриотизм подразумевает тот факт, что человек своих соплеменников, даже не сограждан, ценит больше, уважает больше, любит, в конце концов, больше, чем всех остальных.
– Патрон, неужели нам нужно любить их меньше?
– Нет, Джованни, конечно, нет. Вот ты скажи мне, ты любишь Италию?
– О, патрон, как я люблю Италию, знал бы кто?
– А Испанию, Джованни?
– О, как я люблю Испанию! Я сильно люблю Испанию, хотя я там ни разу не был. Но у меня есть испанские тапочки-шлёпки.
Конец ознакомительного фрагмента.