Eden
Шрифт:
Зеленые, блестящие, пустые глаза смотрят на меня. Одна пара. Две. Три…
Внезапно в голову приходит ужасная мысль: станет ли он… одним из них?
Я… господи, надеюсь, что нет.
Может быть, дать им утащить меня на дно, в бездну, где беспросветно темно и холодно. Тогда мы могли бы плыть сквозь тьму вместе, отныне и навсегда, аминь.
Рон открывает флакон с кровью и льет ее в воду, прогоняя существ обратно в пучину. Кровь клубится в воде, спирали алого растворяются, — чистейшая кровь Нарциссы Малфой.
Она
— За что ты так меня ненавидел? — шепчу в пустоту. — Почему ценил свою жену больше, чем меня?
Ответа нет. И никогда не будет. Люциус никогда откровенно не говорил мне, почему так сильно ненавидел меня, потому что я никогда и не понимала его ответов на этот вопрос.
Ненавижу его за это. Если бы он только был честен сам с собой, если бы не был таким трусом, мы могли бы сбежать еще несколько недель назад, и сейчас он был бы жив, и мы были бы вместе. Не только потому, что не могли представить жизни друг без друга, но и потому, что были бы вынуждены держаться вместе.
— Гермиона? — шепчет Рон.
— Ничего, — отрицательно мотаю головой.
И, закрыв глаза, бормочу мантру во имя выживания.
Я смогу жить. Я должна жить. Я смогу жить. Я должна…
Лодка ударяется о берег.
Открываю глаза.
Мы на месте. На другом берегу. Снова в стране живых.
Выбравшись из лодки, Рон протягивает мне руку, чтобы помочь.
Едва мои ступни касаются берега, лодка отплывает обратно, исчезая в тумане.
Поворачиваюсь к Рону.
— Можно? Минутку…
Он сжимает губы, но кивает, отходя от меня на несколько шагов.
Поворачиваюсь обратно к реке.
Однажды он сказал, что скорее умрет, чем оставит меня.
Мне еще так много хочется у него спросить. Например, что он думал и чувствовал ко мне, ик Рону, к своим жене и сыну.
Я хотела бы узнать, смог бы он стать хорошим отцом во второй раз.
— Ты должен дождаться меня, — мой шепот растворяется в ледяном воздухе. — Обещай мне.
Тишина в ответ.
Гарри рассказывал, что слышал голоса по ту сторону завесы в Отделе Тайн. Он клялся, что слышал их. Я думала, он заблуждается, даже когда Луна сказала, что тоже их слышала…
Но некоторые вещи не поддаются объяснению — так часто повторял Дамблдор.
Мне остается лишь надеяться, что он ждет меня. Даже там, в небытии.
Легкий ветерок играет с моими волосами.
Будет ли оно так же? Если там что-то есть, после, будет ли оно так же, как было при жизни?
Интересно, как долго ему придется ждать? Время может идти очень медленно, когда ты ждешь чего-то.
Но я тоже вынуждена ждать. До конца своей жизни. А пока… мне нельзя больше здесь оставаться.
Прикосновение теплой ладони пробуждает меня к реальности, Рон стоит рядом со мной.
— Готова?
Нет,
— Да, — твердо киваю.
Какое-то время мы бредем по открытой местности, и я абсолютно спокойно смотрю, как утреннее марево окрашивает землю в тусклый оранжевый.
Говорят, нельзя смотреть прямо на солнце.
Но после всего, что я повидала, я смогу выжить, даже заглянув в самое сердце ада.
Ад. Мы только что сбежали из ада.
Я думала, что умру там. Думала, Люциус сам убьет меня.
Как всегда. Он пошел по легкому пути, обрекая меня на страдания. И он все еще выигрывает. Даже будучи мертвым.
Или нет? Или на этот раз выиграла я? Я научила его любить. А значит, он был небезнадежен. Но спасая его, я его убила.
А вот ему не удалось убить меня.
Провожу ладонью по животу.
Надеюсь, этот ребенок стоит его смерти.
Луч света появляется из-за горизонта, ослепляя, заставляя глаза буквально гореть и плавиться.
Я так давно не видела солнечного света.
— Она велела идти вверх по холму, — шепчет Рон.
Поворачиваюсь и натыкаюсь на его грустную улыбку.
— Я все еще здесь, Гермиона. У нас все будет хорошо.
Он переплетает пальцы наших рук.
Рон. Рональд Уизли.
Люциус Малфой.
Сглатываю душащие меня рыдания, и вместе мы ступаем в нашу новую жизнь, навстречу восходу и свободе.
Глава 50. Эпилог
Время пришло, чтоб двигаться вперед,
И не забудешь, коль переживешь…
Словно ушедший с головой под лед
Навек запомнит чувства страшной силы:
Мороз — оцепененье — отпустило…
— Эмили Дикинсон, «Великой скорби дни сменит рутина» * (перевод — kama155)
Я предупреждала, счастливого конца не будет.
Но, может быть, я лгала. В конце концов, разве это не хороший конец? Главная героиня и ее любимый мальчик выжили, а злодеи — умерли.
Но это ведь не весь конец, так? Развязка оказалась не такой уж и красивой. Ее отголоски смотрят на Гермиону из зеркала. Они — в ее глазах, повидавших слишком много. Они — шрамы на ее запястьях. Они — шрамы, что невозможно излечить, те, что Люциус не замечал, — на ее спине, лодыжках, внутренней стороне рук.
Отголоски — это ослепительно яркие кошмары, окрашенные в красный и черный, заставляющие ее просыпаться от собственного крика и сжимать простынь до вывиха пальцев. Они гложут ее, погружая в депрессию, и она может не вставать с постели по несколько дней кряду. Они заставляют ее оборачиваться с безумным взглядом, стоит лишь мелькнуть в толпе светлым волосам. Они — причина, по которой она не выносит слова «грязнокровка».