Единая теория всего. Том 4 (финальный). Антропный принцип, продолжение
Шрифт:
– Ты о чем? – удивился я.
– Ну, это же я после смерти Рубинчика позвала тебя к нам с Левиным на разговор, разве не так? Про Трусана и Капитонова рассказали тебе, интригу создали: ты же настоящий сыщик, вот, смотри, загадки какие у нас. И до чего всё дошло теперь.
Мы вышли на улицу. Лена стояла передо мной и чуть щурилась от белесого яркого солнца, окруженного туманной дымкой. Глаза у нее были сейчас темно-синие, а волосы отливали черной медью.
– Это ведь из-за того, что ты начал эти странные смерти расследовать, все так получилось, да?
– Не совсем, – ответил я и попытался улыбнуться. – Не переживай,
– Просто я себе не прощу, если с тобой что-то случится, – перебила она и вдруг быстро прижалась губами к моим губам. Это было так неожиданно, что я неподвижно замер, будто неловкий школьник, не знающий, куда девать руки во время медленного танца, а Леночка так же резко оторвалась от меня и пошла прочь.
– Лена! – окликнул я.
Она остановилась и обернулась. Между прищуренных век что-то ярко блеснуло бриллиантом чистейшей воды.
– Когда все закончится, я тебя обязательно приглашу еще раз, обещаю!
– Не обещай. – Она махнула рукой, улыбнулась и скрылась под аркой, ведущей на Невский проспект.
Рядом с серо-желтой стеной с единственным слепым окном рос старинный раскидистый тополь, под которым в прохладной тени расположилась скамейка. Беспощадная дневная жара еще не дотянулась до этого маленького оазиса, и я присел, с удовольствием вытянув ноги, закурил и стал смотреть на сизых голубей, осторожно бродящих поодаль в надежде на угощение. У них были оранжевые глаза и оперенье на шее, переливающееся радужными цветами, как бензиновая пленка на луже.
Про убийство Исаева и Гали Скобейды я теперь знал столько же, сколько знали мои коллеги или сотрудники Комитета. Знание это могло быть полезным постольку, поскольку причины трагедии так или иначе были связаны с работой Ильинского, а убийцей был, вероятнее всего, тот самый таинственный резидент, которого безуспешно пытался вычислить Жвалов. Я вспомнил про пирожки, вареники с вишней, драники с грибами и луком, которыми поддерживали свои творческие силы блестящие молодые ученые, сутки напролет работавшие над изобретением, соразмерным самой человеческой цивилизации… Кажется, как давно минули те яркие, счастливые дни. Эх, Галя, Галя. Права Лена: как глупо получилось все, и как грустно. Впрочем, куда больше, чем сожаления о трагической гибели несчастной Скобейды, мне не давало покоя другое.
Яна не могла не знать о предательстве со стороны гнусного Хоппера и засаде в автобусе хотя бы потому, что все это отразилось в сфере вероятностей за пару суток до мнимого бегства в Финляндию. Моего понимания ее информационных возможностей и машинерии закулисья хватало, чтобы увидеть сценарий циничного фарса, спланированного так пекущейся о благе всего человечества элохим и разыгранного ею, как по нотам: заранее договорилась со своим снабженцем Кавуа об изготовлении тел-дубликатов; вовлекла в дело меня и моих несчастных соседей, предложив каждому свой вариант убедительной лжи; потом вместе с Саввой скрылась куда-то, подставив двух репликантов, которые и совершили весь путь от дома на Лесном до автобуса, а потом благополучно отключились, когда Жвалов с командой уже готов был торжествовать победу. Технические детали были не так важны, как суть хладнокровного замысла: выставить себя и Ильинского мертвыми, чтобы избавиться от преследования КГБ, заплатив за это судьбами десятка людей, помогавших им искренне, безвозмездно и самоотверженно.
Я уже попривык и смирился с тем, что для элохимов и шедов люди являются разменными фишками, которые без сожаления бросают на стол, ведя большую игру; но не мог представить себе, что это холодное рассудочное равнодушие разделяет и Савва. Как он мог согласиться на такой план? Настолько гениален, что чувствует себя выше других? Так рационален, что считает приемлемым пожертвовать подарившими ему гостеприимство, помощь и дружбу людьми ради некоей высшей цели? Так уверен в Яне, что не подвергает сомнению ни слова ее, ни поступки? Практической пользы от ответа на эти вопросы, на первый взгляд, никакой не было. Но что поделать: меня, черт побери, волновало, почему Савва так верит этой рыжекудрой проныре и почему соглашается на все, что она ни предложит.
Я чувствовал, что здесь есть какая-то тайна, разгадка которой, возможно, связана с алогичной и странной для рационально мыслящей элохим привязанности к внешнему облику тоненькой рыжей девицы: она могла поменять его и до, и после встречи со мной, но вот, поди-ка – держалась за него с необъяснимым упрямством, невзирая на то что весь город был густо оклеен объявлениями «Внимание, розыск!» с ее изображением.
Эта загадка не давала мне покоя с тех самых пор, как Яна с Саввой заявились ко мне домой, и теперь настало время ее разрешить.
Неспешный трамвай, покачиваясь и дребезжа, провез меня через город. Давно минуло время утренней толчеи, близился рабочий полдень, и в вагоне было совсем немного людей. В открытые форточки вползал влажный жар, запах города и едкий дым, но и закрывать окна было немыслимо, если только не иметь целью запечься, как рыба в духовке. На пляже у Петропавловской крепости в мутноватой невской воде покачивались, как поплавки, десятки голов, а у стен выстроились загорающие – кто-то еще по-ленинградски бледно-рыхлый, кто-то по-южному коричневый до черноты, – стояли, жарились на солнце и коптились в дыму.
– У дочери на работе одна женщина рассказывала, что ей муж говорил, у которого брат в Комитете служит, что это наша ракета с космонавтами рухнула, оттого и леса загорелись. Был, говорит, неудачный запуск, вроде как герметизация произошла, и корабль упал, все погибли, а топливо разлилось, потому и пожар такой сильный.
Немолодая женщина в белой тряпочной кепке с широким зеленоватым пластмассовым козырьком заговорщицки нагнулась к своей спутнице.
– А что же не сообщили тогда? – с сомнением отозвалась та.
– Да кто ж сообщит о таком, – вздохнула первая.
– Не ракета, а американский бомбардировщик, – вдруг решительно пробасил крупный мужчина в сетчатой майке и с удочками в руках. – И не упал, а наши его сбили. А не сообщают, чтобы паники не было, потому что у него ядерные бомбы были на борту, их сейчас ищут, а если не найдут, то доберется до них огонь – и все, поминай как звали!
Завязалось было подобие вялого спора, но тут трамвай выехал на мост, и все разом смолкли. Дым над водой вился густыми клубами и кольцами, словно исполинские хищные змеи наплывали на набережные, скрывая из глаз дома и деревья, а на северо-востоке раскаленное бело-голубое небо темнело, превращалось в темно-сизое, наливаясь жуткой предгрозовой чернотой, но то были не грозовые тучи, а дым пожарищ, подступивших совсем близко к городу.