Единокровные
Шрифт:
Алекс с недоумением взглянул на нее, и в то же время прижал ее к себе.
– Не бойся, я тебя никому не отдам, – зашептал он.
– Дай-то Бог, – улыбнулась она и поцеловала его в губы.
– Черт! – отшатнулся с испугом он от нее.
– Да, не бойся, я больше не буду! Честное слово!
Крупным планом ее лукавая улыбка, задумчивый взгляд Алекса и тело рыдающей Наташи под деревом в саду, а рядом с ней сочувственно воющий дог – Рэй.
Сцена 22.
Жаркий летний день. Алекс с девочкой, качаются на качелях, сидя на раскачивающейся доске, привязанной цепями к толстому суку дуба.
– Хочешь, я почитаю тебе собственные стихи, –
– Так вы, оказывается, поэт, – улыбается удивленная девочка и кивает в знак согласия головой.
– Ну, вот, послушай, – говорит Алекс и начинает читать стихи, закрыв глаза:
К далеким снам неведомой тоскилетит моя безвременная сущность,Я утешения ищу вблизи могил,по горло в лес зарывшись на исходе ночи,Где вся земля в соитии с растеньемгрехом безмолвным словно ветер изошла,Сплетая свои темные просторывокруг Души, сидящей у костра,И ждущей самой просветленной силы,идущей сквозь померкшие миры,Как-будто по веленью ясновидца,скрывающим рождение Творца,Как скорбь обыкновенного мгновенья,летящего из пропасти в глаза,И тающего в утренней свободе,под неподвижным осмысленьем жизни,Весь в придыхании грядущего огня,в глухой оледенелой ямеЯ плоть свою навек освобождаюот тонкого покрова вечной Тайны…В туманных объяснениях с природой,измыслив в снах чуть видимую нить,И ощутив ее дорогою заблудших,я вспомнил вдруг блаженную Тебя,Дающую мне право на сожженье, в распахнутой Вселенной спят века,Печальным небом Вечность выражая,и я молчу, как-будто нет меня,Одна лишь Ты в моих глазах живая,рукою трогаешь поникшие цветы,И образ моей Смерти обживаешь,везде царит раздвоенность Души,В прикосновенье к праху есть еще надежда —Любой ценой из прошлого уйти…Во время чтения у Алекса из прикрытых глаз пробегает слезы.
– Вы, это кому-то посвятили? – спросила девочка.
– Да, я посвятил эти стихи своей девушке. Она погибла в автокатастрофе, – прошептал Алекс.
– Я знаю, как ужасно терять своих близких, – вздохнула девочка.
– Это ужас всей моей жизни, – задумался Алекс.
– Ваши стихи чем-то похожи на поэзию Лермонтова. Моя мама очень любила стихи Лермонтова и часто читала мне их. Вот, послушайте, я запомнила эти, любимые стихи моей мамы.
Я, матерь божия, ныне с молитвоюПред твоим образом, ярким сиянием,Не о спасении, не перед битвою,Не с благодарностью иль покаянием,Не за свою молю душу пустынную,За душу странника в свете безродного;Но я вручить хочу деву невиннуюТеплой заступнице мира холодного.Окружи счастием душу достойную;Дай ей сопутников, полных внимания,Молодость светлую, старость покойную,Сердцу незлобному мир упования.Срок ли приблизится часу прощальномуВ утро ли шумное, в ночь ли безгласную,Ты восприять пошли к ложу печальномуЛучшего ангела душу прекрасную.Пока девочка читает стихи, у нее из глаз текут слезы, тихо звучит «Сицилиано» Баха, а Алекс осторожно опускается с качелей на землю возле девочки и смотрит на нее завороженными глазами.
– А что с твоей мамой, где она сейчас? – спросил Алекс, когда она перестала читать стихи.
– Моя мама сейчас на небе, – сквозь слезы улыбнулась девочка.
– То есть ее нет в живых?
– Да, ее убил мой отец и сейчас он в тюрьме, – девочка закрывает лицо руками.
– А за что он ее?!
– Не знаю, – беспомощно разводит руками девочка, – он пил, она гуляла от него! Однажды он приходит домой, а у нее любовник в кровати.
Сцена: В квартиру заходит пьяный мужчина и слышит в спальне стоны, и вбегает в спальню.
Он видит на кровати голых любовника и свою жену. Любовник сидит на ней верхом и оборачивается к нему с испуганными глазами.
– О, Боже, прости меня, – плачет женщина под любовником, который застыл от удивления и страха как статуя.
– Ни за что! – кричит пьяный мужчина и неожиданно выхватывает из-за пазухи нож и наносит множество ударов в грудь любовнику и в грудь своей жены.
В этот момент в комнату вбегает девочка и кричит: Мама!
– Не представляю, как ты все это пережила, – вздыхает Алекс, прижавшись лицом к ее ногам, свисающим с качелей.
– Человек может пережить все, что угодно, – убежденно говорит девочка.
– Наверное, ты права, и все равно о таких вещах тяжело думать.
– Просто мои родители никогда не любили друг друга, – задумалась девочка и провела ладонью по голове Алекса, – никогда!
– Но он же ее убил из ревности, а значит, любил, – попытался возразить ей Алекс.
– Он убил ее из ненависти. Он уже давно ее ненавидел, а поэтому и напивался как скотина, и жил он с ней только из-за меня! – лицо девочки искривилось в яростной ухмылке, – О, если б я только могла, я бы его сама убила собственными руками!
– А может, все же лучше по-христиански простить, а там уж Бог его за все накажет! – с жалостью поглядел на нее Алекс.
– Да какой там Бог, – вскричала девочка, вскочив с качелей, – сказки все это, Бог! Где он был, когда мой отец убивал мою мать прямо у меня на глазах?! И ты хочешь сказать, что ты веришь?! – с недоумением взглянула на него девочка.
– А почему бы и нет, – Алекс уже шел за ней по саду, девочка шла по дорожке, обернувшись к нему, – ведь кто-то все это создал, землю, небо, солнце, нас! А потом Бог дал свободу человеку, чтобы тот мог осуществить свою волю, самого себя!
– Все мы звери, а не люди! – прошептала со злобой девочка и топнув ногой о дорожку.
– Несчастье подломило тебя, – прошептал Алекс, – просто нужно время, чтобы все это понять и успокоиться! Хочешь, выпьем?!
– Давай, – мотнула головой девочка.
Алекс сбегал в дом и вернулся с бутылкой вина и двумя стаканами, и двумя яблоками.
– Давай, присядем здесь, – предложил Алекс. Они молча сели и Алекс разлил вино.
– Я хочу выпить за тебя, – сказал Алекс, подняв стакан, – я хочу, чтобы тебя убили!
Девочка вздрогнула от его слов.
– И не просто убили, а убили из ревности и когда тебе исполнится двести лет!
Девочка молча, без улыбки с ним чокнулась и выпила.
– Как жалко, что все быстро проходит, – прошептала она, привалившись к Алексу, и положив голову ему на колени.