Единственный вдох
Шрифт:
Джексон смотрит на Еву сквозь стеклянную дверь.
– Она для меня – все. Я понимаю, что причинил ей боль, понимаю, что обидел, но, Сол, Ева – моя жена.
– Нет, – решительно говорит Сол. – Она была твоей женой. Она думала, что ты умер, а ты молчал.
Джексон резко оборачивается:
– У меня не было выбора!
– После пожара ты тоже этим оправдывался? Полный бред! Выбор есть всегда.
– Мстишь мне, да? – Джексон прищуривается. – За Жанетт? Я
Сол бросается на брата и, схватив его за горло, прижимает к стене. Джексон бьется затылком о рамку с фотографией, их обоих осыпает мелкими осколками. Крошечные кусочки стекла впиваются Солу в руку, но он не разжимает хватку.
– Это никакая не месть, черт возьми! – кричит Сол. – Я люблю ее!
Фоторамка скрипит под головой Джексона. Их лица так близко друг от друга, что Сол чувствует неприятное дыхание брата.
– Пошел ты на хрен! – Крик Джексона звучит сдавленно: Сол крепко держит его за горло, чувствует бешеный стук пульса.
– Ты разрушил ее жизнь! Меня не волнует, какие у тебя были причины и зачем ты вернулся, но ты ее не достоин.
– А ты, значит, достоин?
Сол сжимает свободную руку в кулак и держит у лица Джексона, вены на руках вздулись.
– Ну давай! – шипит Джексон сквозь зубы, его глаза горят от ярости. – Ударь меня!
Сейчас на Джексона давят все разочарования, все неверные решения. Он хочет, чтобы брат ударил его, хочет ощутить боль наказания, избавиться от чувства вины. С таким же взглядом отец берется за бутылку.
– Давай уже! – кричит Джексон. – Бей, ты ведь ненавидишь меня! Я виноват в пожаре, я разрушил нашу семью! Бей, черт возьми!
Исказившая лицо Джексона злость отступает. Откуда-то изнутри вырывается всхлип, и его голос срывается.
– Это я убил ее! Я убил маму!
Сол опускает кулак и крепко обнимает Джексона, в кожу впиваются осколки.
Ева стоит будто вкопанная.
Она прибежала на крики и увидела, как Сол схватил Джексона за горло. Ева смотрела и не могла сдвинуться с места.
А теперь они крепко обнялись. В комнате пахнет потом, виски, страхом. Братья так прижимаются друг к другу, словно земля уходит из-под ног, и им никак не удержаться.
Ева видела столько фотографий из их детства: как Сол и Джексон ныряют с утеса, как вместе держат за хвост поблескивающую рыбину, как ухмыляются, вставая на скейтборды.
За последние четыре года братья не обмолвились и словом, их разделяли молчание и злость, но Сол и Джексон не забыли то, что раньше их связывало.
Сол всегда будет любить брата.
«А я?» – думает Ева, глядя на полное тоски лицо Джексона.
Теперь, когда братья вместе, заметно их сходство: оба широко расставляют ноги, одинаково распрямляют крепкую спину, мгновенно меняются под действием эмоций.
Вот они, единственные мужчины, с которыми Ева ощущала настоящую любовь.
Но какое чувство было настоящим? Она влюбилась в Джексона, потому что он украл жизнь Сола, – или увлеклась Солом, потому что тот был связан с Джексоном?
За последние несколько месяцев стало ясно только одно: у их с Джексоном брака не было прочной основы. Он как фокусник отвлекал ее внимание от пробелов в своем прошлом и мановением палочки создавал настоящее, такое яркое и правдоподобное, что Ева не заметила подлога.
С Солом все было иначе, их отношения развивались осторожно. Ева познакомилась с ним в самый трудный момент своей жизни, и все же он увидел в ней что-то и полюбил ее. Сол – серьезный, разумный, честный, тогда как Джексон скорее страстный и спонтанный, совершенно непостижимый.
Но обязательно ли его постигать?
Сол и Джексон разрывают объятия – под ногами хрустят осколки – и вдруг замечают ее.
– Ева, – в один голос говорят братья.
Жар от печи накаляет комнату до предела. Оба брата выжидающе застыли, будто только у Евы есть ответ, а у нее в голове крутится лишь одна мысль: «И что дальше?»
Глава 37
Идет время. В огонь подбрасывают дрова, на кухне заваривают и пьют кофе. Часы на книжном шкафу бьют два, а затем и три часа ночи. На столе нераспечатанная пачка печенья.
Ева сидит в углу дивана, прижав голые колени к груди. Невероятное чувство усталости наполняет тело, веки закрываются, руки тяжелеют, дыхание неглубокое. Ночь словно поглотила их, окутав мраком тайны, известной только троим.
Комната залита мягким оранжевым светом ламп. Сол с задумчивым видом стоит у двери, сложив ладони у лица, будто в молитве, и то и дело поглядывает на Джексона – тот молча сидит на деревянном кресле-качалке и дергает за нитку из рвущихся брюк. Брат выплеснул все свое беспокойство и теперь кажется опустошенным.
Сколько раз Ева представляла возвращение Джексона: когда лежала одна в кровати и прислушивалась к тишине ночи, когда исследовала те уголки залива, где он бывал в детстве, когда особенно сильно наваливалась тоска…
Тело не нашли, и поэтому продолжала теплиться надежда: однажды Джексон вернется в ее жизнь.
«Я так хотела этого. И вот он здесь».
В тишине раздается вопрос Евы:
– Зачем ты приехал на Уотлбун – после всего, на что ты пошел ради исчезновения, после всего, что нам из-за этого пришлось пережить?
Джексон смотрит на нее одновременно с нежностью и сожалением, кладет руки на подлокотники кресла.
– Хотел убедиться, что ты в порядке, хотел быть рядом. Я и не думал выходить из тени, но сегодня услышал, как вы с Кейли говорили про поездку к Жанетт…
Ева напрягается: он что, был там, стоял в темноте и прислушивался? И часто он так делал? Ева столько раз думала, что сходит с ума, потому что ощущает то, чего быть не может.
– Давно ты в Тасмании? – спрашивает она, а мысли все крутятся в голове.