Единственный
Шрифт:
Этих дней я… никогда не забуду. Если он хотел, чтобы я повзрослела, так и случилось.
— Да. — Сделав резкий шаг вперед, выхватываю свои трусы, свисающие с его пальцев. — Мне нужно домой, — говорю, быстро натягивая белье.
— Я могу съездить в магазин, — предлагает, будто не слышал, что я сказала. — Если хочешь, привезу… тампоны, — строит гримасу. — И еды. Здесь рядом круглосуточный. Я умею готовить. Кое-что. Я могу лечь на диване, могу вообще свалить отсюда и поспать на пляже. Все, что захочешь. Скажи, что
Несмотря на то, что произошло со мной всего десять минут назад и на то, что тело все еще пылает от шока, от пережитого оргазма, его покладистость поднимает в душе злость! Мясорубка, через которую я пропустила себя в тот день, когда он меня бросил, — источник этой чокнутой злости. Моя обида черная и глубокая, потому что чувства к нему… сумасшедшие. А это неправильно. Ненормально!
Смотреть ему в глаза — теперь мой фетиш. Теперь, когда меня перемололо, я хочу высказывать ему в лицо все, что думаю.
— Я хочу домой, — повторяю. — Возьму такси.
Он встает с пола. Рывком, но все равно плавно.
Обхватив ладонью мое плечо, Палач подтягивает меня к себе и говорит:
— Твое такси — это я. Мне не насрать, в чьи тачки ты садишься, может, поэтому наломал дров. Я сделал тебе больно… и я сожалею. Мои чувства к тебе тоже пизданутые. Ты у меня тоже болезнь, но я не лечусь. Даже не пытаюсь. Хочешь злиться — окей. Хочешь просто трахаться… — он замолкает, обводя взглядом мое лицо, — пожалуйста. — И отворачивается, выпуская руку.
Эмоции в его глазах натягивают мои внутренности струной. Злость пылает на щеках пятнами, но в груди завязывается узел. От слов, которые стучат в голове, как титановые шары.
“Мои чувства к тебе тоже пизданутые…”
Я мечтала об этом: о своем личном человеке. О таком, который будет думать обо мне с утра до вечера, будет принадлежать мне, но чувства Артура Палача пугают меня так же, как и мои собственные!
Я не знаю, чего хочу больше — броситься в них или от них…
Дыша рывками, я наблюдаю, как он скрывается в комнате. Минуту слушаю, как хлопают дверцы шкафа, после чего он возвращается, одетый в другие шорты и майку. Молча подойдя к комоду, берет с него телефон и ключи от машины…
Глава 49
Следующие два дня моей жизни — это передышка. После шторма, который в труху перемолол мысли и чувства, голову я ощущаю пустой, зато тело даже два дня спустя напоминает о том, что у меня был первый мужчина. Не кровью, слава Богу, а болью в мышцах, с которыми до этого контакт имел только мой гинеколог.
Палач не пишет и не звонит с тех пор, как отвез меня домой, не забыв на прощание пожелать спокойной ночи. Этот штиль меня устраивает. Я чувствую себя так, словно существовала от своего тела отдельно, а теперь в него возвращаюсь. Могу есть, пить, думать! Думать хоть о чем-то кроме Артура Палача, но он всегда где-то рядом — взбалтывает мои серые клетки, проносясь в мыслях то картинками, то звуками, то фантомными ощущениями.
Всего два дня назад я была сплошной зияющей раной, и этот штиль — то, что мне нужно, чтобы вспомнить: я, как и он, личность, а не просто страдающая влюбленная дура с дырой в груди.
Я хочу вспомнить, что когда-то жила без него. Хочу снова это уметь. Принадлежать себе. Ведь принадлежать кому-то — настоящее самоубийство, теперь-то я точно знаю…
Это признак взросления?! Если да, то привкус у него горький…
Вчерашний рабочий день прошел у меня как в тумане, сегодня я проспала до обеда, будто после болезни, а теперь силы возвращаются. Именно поэтому я взялась за уборку с чертовым исступлением, ведь ко мне вернулась энергия, и вместе с ней — жажда деятельности.
Мама собирает волосы в аккуратный пучок, стоя перед зеркалом. Это ее обычная рабочая прическа, но сегодня на работу она выезжает раньше на два часа. Она делает так не первый раз и возвращается тоже не по графику — то позже, то вообще на следующий день. И хоть этим странностям она всегда дает логичное объяснение, меня посещает мысль, что у нее появился мужчина.
Я ничего не имею против. Я… просто это становится неожиданностью. Не потому, что такого нельзя было вообразить, а потому… что мы с Ником все же эгоисты…
Накрасив губы блеском, она спрашивает:
— Отец не звонил?
— Нет, — отвечаю, наблюдая за тем, как она суетливо пихает в сумку косметичку.
— Значит, скоро позвонит.
— Зачем?
Звонок от отца — это событие, которое очень редко бывает спонтанным. Никогда. Поэтому мой вопрос звучит удивленно. Еще сильнее удивляет поведение мамы, ведь она на секунду замирает и смотрит на меня с нежностью. И с непонятной тоской говорит:
— У него к тебе предложение.
— Какое? — хмурюсь.
— Пусть сам расскажет… — она целует меня в висок и вешает на плечо сумку.
Я начинаю чувствовать легкое волнение, но ее следующий вопрос моментально его сметает. Прежде чем выйти за дверь, она разворачивается и интересуется:
— А где твой мотороллер? Ты его, что, продала?
— Нет…
— Я вчера не видела его на парковке. Куда он делся?
С учетом того, что моя покалеченная «Веспа» уже месяц подпирает велопарковку, эта новость кажется фейком! Как только за мамой закрывается дверь, я иду в свою комнату, чтобы переодеться во что-то поприличнее микроскопических домашних шорт и заляпанного во время уборки топа. Через пять минут я пялюсь на пристегнутую к парковке противоугонную цепь — все, что от моей «Веспы» осталось. На замке никаких повреждений, его открыли ключом.