Ее ночной кошмар
Шрифт:
Как только он преодолел эти напряженные мышцы, она ахнула, и ее рука поднялась, чтобы он остановился, и она захныкала. Он погладил ее по спине, давая ей время привыкнуть к его члену в ее попке.
Медленно ее рука опустилась, и дюйм за дюймом он вошел в нее. Ему потребовался весь его контроль, чтобы не трахнуть ее жестко и не овладеть ее задницей, полностью присвоив ее себе. Но он не хотел причинять ей боль. Он не мог причинить ей боль.
Вставив до упора в ее задницу, он обхватил ее бедра, прижимая к себе и давая ей несколько секунд.
"Ты не представляешь, как это горячо — видеть твою попку открытой, принимающей мой член. Что ты чувствуешь?"
"Странно, хорошо, плохо, я не знаю. Это… Я не хочу, чтобы ты останавливался".
"Хорошо, потому что я и не собираюсь останавливаться". Он медленно выходил из ее попки, пока в ней не остался только кончик.
Когда он снова вошел в нее, они оба вместе вскрикнули.
" Блядь, тебе хорошо", — сказал он.
"Да, да". Она потянулась назад, и он поймал ее руку, удерживая ее, когда взял ее за попку, глубоко входя, наблюдая за тем, как она раскрывается вокруг его члена. Держа обе ее руки у основания спины, он проник между ее бедер и начал поглаживать ее клитор. "О, Боже!"
"Блядь, да, детка, я хочу, чтобы ты закричала. Не сдерживайся. Отдай мне все, что у тебя есть. Тебе нравится?"
"Да".
Он просунул пальцы в ее киску, а затем вернул их обратно, чтобы подразнить ее клитор. Он хотел услышать, как она будет кричать. Целуя ее шею, он почувствовал, как ее попка сжимает его. Закрыв глаза, он сосредоточился на ней, желая услышать, как она кончает, как она кричит, прежде чем думать о собственном удовольствии.
Ее оргазм нарастал, и он не торопил ее, поглаживая клитор, наращивая удовольствие, пока она не выкрикнула его имя, постанывая, поскуливая, прижимаясь спиной к его члену. Пока она кончала, он начал входить в нее. Он продолжал дразнить ее клитор, одновременно оседлав ее попку.
Ее попка сжималась вокруг него, а его собственное удовольствие росло. Когда она спустилась, он обхватил ее бедра и начал наступать, насаживаясь на нее чуть сильнее, с каждым разом все глубже, пока не вошел в нее по самые яйца, удерживая ее на месте и не давая опомниться, пока трахал ее. Он не мог насытиться ее изгибами, ее телом. Он хотел владеть каждым ее дюймом. Чтобы она всегда принадлежала ему.
Скоро мы это сделаем.
Она будет носить моё имя.
Моего ребенка.
Все.
"Я люблю тебя, Черити. Так чертовски сильно", — сказал он.
"Я тоже тебя люблю. Больше всего на свете".
Эти слова вывели его из равновесия, и он с рыком кончил, заливая презерватив своей спермой и прижимая ее к себе.
Глава двенадцатая
"Ты остепенился", — сказал Калеб. "Как это произошло? Когда Кошмар стал мужем? Женихом? Все эти хорошие вещи".
Дуэйн закатил глаза, глядя на своего дядю. "Похоже, ты ревнуешь".
"Нет, он не ревнует, он просто беспокоится, что ему придется взять на себя ответственность, когда ты отправишься в медовый месяц", — сказал Бист. "Ты знаешь, куда едешь?"
"Ни малейшего понятия". Дуэйн уставился на свое отражение. Портной скоро вернется, чтобы сшить ему смокинг для свадьбы. Он не хотел покупать просто костюм. Этот казался особенным.
"Значит, ты действительно любишь ее? Я не думал, что у тебя есть сердце".
"У меня есть сердце, Калеб. Просто ты не всегда можешь его увидеть". Он улыбнулся своему дяде. У них с Калебом были отношения любви и ненависти. Бывало, они ненавидели друг друга, но всегда прикрывали друг друга. Он не допустил бы, чтобы что-то случилось с Калебом или с Бистом. "Да, я люблю ее. Я женюсь на ней не для того, чтобы заполнить какую-то пустоту или что-то еще. Я люблю ее больше всего на свете. Когда я был без нее, мне казалось, что часть меня пропала".
"Это мы можем понять", — сказал Бист. "Я бы никуда не пошел без Хоуп".
"Как и я с Фейт. Они, конечно, пришли в нашу жизнь с некоторым потрясением". Калеб встал и обвел взглядом Дуэйна. "Брак — это большой шаг. Ты же не встречался с женщинами раньше в своей жизни".
"Я встречался с Черити уже некоторое время. Для меня не было и никогда не будет другой женщины".
"Она знает обо всем, что ты делаешь? Об убийствах?" спросил Калеб. "Некоторым женщинам будет трудно с этим смириться".
"Черити тебя удивит. Она знает, что я делаю и на что способен. Она видела это воочию, и если бы я не был тем, кто я есть, она бы никогда не смогла освободиться".
"Я понимаю, Дуэйн, но такая жизнь не для всех. Я просто хочу убедиться, что ты был с ней откровенен и честен во всем", — сказал Калеб, внезапно став обеспокоенным дядей.
"Да. Она все знает".
"У меня нет секретов от Хоуп. Они — проклятие брака. Когда начинаешь врать, выхода нет, а когда ты с правильной женщиной, неважно, что ты делаешь. Любовь важнее", — сказал Бист.
Дуэйн не собирался расстраивать его на этот счет. Он верил, что честность — это действительно лучшая политика, но также знал, что иногда правда может разрушить любую пару. Он был честен с Черити, но при этом всегда был уверен, что знает и ее мысли. Он хотел, чтобы этот брак удался. Ему нравилось просыпаться по утрам: Черити в его объятиях, солнце светит им обоим. Бывали моменты, когда он действительно верил, что влюбился в ангела. Когда они были врозь, он хотел быть с ней.
Она искала место для работы и колледж для учебы, и то, что он мог помочь ей в этом, значило для него все. Маленькие моменты, которые они разделяли, например, их ссора из-за еды; они смеялись, потому что им нужно было прибраться в квартире.
Она всегда возвращалась в субботу со стирки, и он смотрел, как она складывает или гладит белье.
Мелкие бытовые вещи, которым, как он когда-то считал, нет места в его мире, стали тем, ради чего он жил.
Когда они поженились и после медового месяца, он захотел заняться поиском дома. Это не было большой необходимостью, пока они не завели семью, а Черити пока не была готова к этому. Несмотря на то что она любила детей и сблизилась с Хоуп и Фейт, она не хотела сразу заводить их.
Он тоже не был против этого, так как хотел сначала провести с ней время, прежде чем у них появятся дети. Дети порой отвлекали ее от него, и, хотя ему хотелось увидеть крошечную Черити или бегающего вокруг крошечного сына, он мог подождать.