Ее тысяча лиц
Шрифт:
Может, вернуться? Сказать Акселю.
Ну да. И что дальше ты будешь с этим делать, Анна? Ты потеряешь карьеру, будущее. А потом и Акселя, потому что он найдет себе молодую девчонку и будет прав. Или погибнет. Он говорил, что не хочет уходить из армии. В его жизни, может быть, и есть место для тебя, но не для твоих детей.
А вот Кристиан – другое дело. Даже если он не хочет детей, не думает о семье, он женится и семью заведет. Потому что это статус. Как мне повезло, что я ему понравилась. Да и он мне, честно говоря.
Холодный только. Нечитаемый. Но это не страшно.
1 мая 1988 года, воскресенье
План удался. А теперь эту тетрадку надо сжечь.
Глава одиннадцатая
18 апреля 2003 года
Семейный склеп Карлинов появился здесь, наверное, одновременно с самим городом. Еще тогда, когда Треверберг носил другое название, принадлежал другой культуре и проходил через смутные времена становления собственной идентичности и государственности. Французская фамилия «Карлин» трансформировалась, отвалилась приставка «де» вместе с титулом и богатством, унесенным в бездонную глотку робеспьеровских прихвостней под крики «Свобода, равенство, братство», а выжившие осели в этих лесистых северных местах, суровых по сравнению с родной Тулузой, диких, но прекрасных.
Раньше Марк в семейном склепе не появлялся. Он не приходил даже к родителям.
Мужчина коснулся пальцами гладкой поверхности саркофага, прикрыв глаза. Йорна, как и Урсуллу, кремировали. Но он решил, что они оба должны лечь здесь, в семейном склепе его рода. Даже если под каменной махиной останется только маленькая урна. Так у него есть место, куда можно прийти, где никто не найдет и не подсмотрит.
Изнутри склеп представлял собой просторную комнату.
Марк сел на каменную скамейку, вернее, сполз по стенке, не открывая глаз. Он не спал всю ночь. Работал над профилем. Думал о произошедшем, о странном поведении Грина, о женщине без лица и о том, что в этот раз никак не может понять, что чувствует, анализируя действия преступника. Любое расследование переступало границы. Нет ничего более личного, чем смерть. Нет ничего более интимного, чем отношения убийцы и его жертвы. Но сейчас, после того как расследование лишило его жены и сына, в Карлине что-то изменилось. Надломилось. И заросло как неправильно сросшийся перелом. И вот это вот смещение в его душе причиняло мучительную боль. Боль стала его естественным проводником. Эти смешные люди, верящие в магию и колдунов, сказали бы, что боль – его фамильяр. Физическая – последствия инфаркта, душевная – непереносимых потерь. Ирония судьбы состояла в том, что он был еще жив. И, будто прося прощения за это, каждую пятницу он приходил сюда, чтобы побыть с ними наедине. С женой, которую на самом деле никогда не любил. С сыном, которого никогда не знал и так и не успел принять до конца, как должно мужчине, отцу. С людьми, которые имели право на него, но так им и не воспользовались. С людьми, которых он не смог спасти.
Раз за разом Марк прокручивал каждое мгновение того расследования. Мог ли он определить убийцу раньше? Что должно было произойти, чтобы он догадался? Чтобы подтолкнул Говарда или Грина к разгадке? Как нужно было работать, чтобы никто не пострадал? Каждый раз, вступая в сражение с серийным убийцей, они рисковали жизнями, но обычно – чужими или своими, но не близких.
Карлин думал о том, что ему не стоит больше жениться, не стоит ни с кем сближаться, и поэтому с головой нырнул в преподавание. Так он мог передать все накопленное тепло и знания, но не ставить под удар тех, кто волей-неволей становился ему близок.
Дрожащей рукой Марк провел по недавно постриженным волосам, вытер выступившие – как всегда – слезы на глазах, глубоко вздохнул и огляделся. В склепе царили полумрак и покой. Когда-нибудь его прах тоже останется здесь. И будет все равно, ходят по земле убийцы или нет. Но сейчас он должен делать свою работу.
Он встал. Лица родных, выгравированные на белом мраморе, взирали на него с непередаваемым покоем и без осуждения. На родителей Марк не смотрел. С ними он никогда не был особенно близок. А вот жена и сын – это другое. Одну он выбрал сам. Пусть ошибся, но это его выбор и его ошибка. И его вина. А сын… Карлин протянул руку, провел кончиками пальцев по портрету Йорна и улыбнулся. Наверное, его мальчик счастливее многих. Ему не нужно узнавать этот мир, не нужно встречаться с ужасными зверствами. Какое у него было будущее? При занятом отце и эгоцентричной холодной матери? Вырос бы очередной социопат, гений или злодей. Профайлер мрачно усмехнулся, понимая, что ищет оправдания происходящему. А потом развернулся и мягко вышел вон.
Конец ознакомительного фрагмента.