Ее все любили
Шрифт:
— Итак, мсье?
— Мадам, вы дали мне понять сегодня утром, что кругом все врут…
— Я этого не помню.
— Послушайте, мадам, я не думаю, что вы будете уподобляться тем, кто… Одним словом, после того как вы высказали мне свою обеспокоенность — возможно даже, это были угрызения совести, — вы уже не можете идти на попятную! Итак, кто врал?
Гремилли нетрудно было заметить, что глаза мадам Димешо были наполнены заячьим страхом.
— Говорите же, мадам, говорите! Ваше молчание может усугубить и без того нелегкое положение вашего мужа.
— Вы так считаете?
— Еще бы!
— Но если я вам скажу…
— Тогда я забуду сегодняшний мой визит к мадам Димешо и приду завтра, позвонив в вашу дверь с таким видом, будто я это делаю впервые в жизни.
— Вы даете мне слово?
— Считайте, что оно у вас уже есть.
— В таком случае… В тот вечер доктор Музеролль ушел от нас около одиннадцати вечера.
— Вам известно, куда он ходил?
— К мадам Арсизак.
Наконец-то! Вот оно!.. Теперь все строение, возведенное с такой тщательностью ради сокрытия убийцы мадам Арсизак, рушилось прямо на глазах, потому что архитекторы не учли одну деталь — хрупкую мадам Димешо.
— Он вам сам это сказал?
— Ему незачем было мне об этом сообщать, потому что она сама ему позвонила. Все были увлечены бриджем, и я сняла трубку, не желая их беспокоить.
Гремилли был настолько счастлив от всего услышанного, что даже не подумал попросить дополнительных разъяснений. Он спешно простился с хозяйкой и помчался к доктору Музероллю.
Врач долго не открывал, и когда наконец он появился в дверях, весь его вид красноречиво говорил о крайнем неудовольствии.
— Не буду отрицать, мсье комиссар, вы очень любезный человек, но неужели даже в такое время нельзя оставить людей в покое? Я как раз готовлю себе ужин, и вот…
— Я сожалею, доктор, что отрываю вас от дела, но боюсь, что теперь мне придется это делать гораздо чаще… Короче, должен вам сообщить, что вы попали в хорошенький переплет.
— Быть того не может!
— Может, еще как может!
— В таком случае устраивайтесь в моем кабинете, а я пока пойду убавлю огонь. Благодаря вам, мсье комиссар, можно считать, что сегодняшний мой ужин испорчен.
— Я в этом просто убежден, доктор.
Музеролль отсутствовал всего несколько секунд, и когда он вернулся, лицо его сияло, как обычно.
— Я слушаю вас, мсье комиссар.
— Доктор, я обвиняю вас в убийстве мадам Арсизак.
— Этого еще недоставало!
— Вы признаете теперь, что игра в прятки окончена?
— Признаю? Что за шутки! Ничего я не признаю! Что вы все пытаетесь пришить мне это дело?
— Потому что начиная с нашей первой с вами встречи и вплоть до сегодняшнего дня вы не перестаете лгать.
— Легковесное утверждение, вам не кажется?
— И потому еще, что в ночь преступления, практически в момент преступления, вы находились в доме убитой.
— Вам решительно все известно.
— И из надежных источников. Мне сама мадам Димешо обо всем рассказала.
— Ох уж эта доверчивая Берта… Да она может рассказать все, что душе угодно.
— Не старайтесь, доктор. На сей раз этот номер у вас не пройдет. Отвечайте — да или нет: ходили ли вы к мадам Арсизак в ночь убийства и находились ли вы там в час убийства?
— Она позвонила на квартиру нотариуса, зная, что я нахожусь там, поскольку это был день нашей традиционной встречи. Она начала с того, что спросила меня, с нами ли ее муж. Я вынужден был ответить ей, что нет. Затем она мне пожаловалась, что чувствует себя очень плохо, а в доме никого нет. Я не мог уклониться от своих обязанностей. Я — врач. Она сама мне открыла, мы поднялись в ее спальню, где я ее осмотрел. Верите ли вы мне, мсье комиссар, или нет, но задушил ее не я.
— Чем вы это докажете?
— Около полуночи я вернулся в дом нотариуса.
— А мне показалось, что вы пошли навестить мадемуазель Танс и пробыли у нее до двух часов ночи…
— Я действительно пошел к ней, но только после того, как предупредил Димешо о возвращении Элен. Я пришел на улицу Кляртэ как раз в тот момент, когда Жан и Арлетта выходили из машины. Они ужинали в Сен-Сиприене, что в пятидесяти восьми километрах от Перигё. И мы на самом деле пробыли вместе почти до двух часов ночи, обсуждая наше ближайшее будущее.
— А потом?
— А потом я вернулся к себе.
— Вы можете чем-нибудь доказать, что Элен Арсизак была еще жива до того, как вы встретились с ее мужем?
— Около половины первого ночи она снова позвонила нотариусу и сообщила, что ей никак не удается уснуть. И потом, мсье комиссар, врачи редко имеют склонность убивать своих клиентов, разве что по недосмотру, но я не думаю, что удушение можно списать на неосмотрительность.
— Арсизак ушел вместе с вами?
— Нет, он решил остаться у Арлетты до утра.
— Почему же он изменил свои планы?
— Наверняка из-за необходимости объясниться с женой.
— Скорее всего, это и имело место.
— Нет, мсье комиссар! Когда Жан пришел на бульвар Везон, его жена была уже мертва, что и подтвердил ваш судебно-медицинский эксперт. Вы удовлетворены, мсье комиссар?
— А насчет ужина в Сен-Сиприене…
— Ресторан «Монастырь», мсье комиссар. Жан хорошо знаком с его хозяйкой. Они ели там кролика «по-королевски» и поджаренную в собственном соку утку. Вам нетрудно это проверить.
— Что я непременно и сделаю. А к чему тогда все предыдущие истории?
— Вероятно, нам хотелось оценить ваши способности.
— Я нахожу странным, доктор, что вы могли забавляться в подобной ситуации.
— О, вы знаете, мне слишком часто приходится сталкиваться со смертью, чтобы принимать ее близко к сердцу.
В очередной раз Гремилли вынужден был испытать разочарование. Стоило ему только подумать, что наконец-то он достиг цели, как оказывалось, что он к ней даже и не приближался. Почти без всякой надежды он отправился к нотариусу.