Ее зовут Тень
Шрифт:
— Правда! — отозвался тот. Двойняшки обменялись с совершенно одинаковыми улыбками и на спринтерской скорости рванули к дверям. Поэтому, когда створка резко распахнулась изнутри, братья получили по лбам дружно и вместе. Как умилительно видеть такую дружбу и взаимопонимание между родственниками! Левый и Правый охнули, схватились за пострадавший лоб и недоуменно переглянулись, словно вопрошая друг друга, кто же мог организовать им такую гадость?
Впрочем, это-то как раз выяснилось довольно быстро. Из распахнутых дверей на крыльцо торжественно шагнул граф Иррион в однотонном бархатном халате цвета вина и премиленьких тапочках-топотушках на босу ногу.
— Всем доброе утро! Торин, во что это ты вырядился? — удивился он, пристально и придирчиво разглядывая отпрыска. Тот покраснел еще сильнее:
— А что?
— Вот дуралей, — беззлобно констатировал его папенька, покачав головой. Потом обернулся к нам с Каррэном и вздохнул: — Извините Торина, он впервые в жизни отправляется не в развлекательную
— Ничего, все мы когда-то были не слишком опытными и умелыми, — милостиво согласилась я. — Пускай милорд Торин переоденется во что-нибудь более удобное и практичное, а я разберу его багаж и решу, что брать с собой, а что лучше оставить.
— О боги, Торин, неужели ты собрался тащить с собой все это барахло?! — ахнул Лорранский-старший, разглядывая кареты и многочисленные сундуки. Я предательски кивнула, выдавая своего подопечного с потрохами, и демонстративно вновь приступила к разбору барахла. Эти аристократы порой как дети! Ну зачем Торину в пути фарфоровый ночной горшок, расписанный миленькими синенькими незабудочками и васильками? Боится, что в гостинице его столь необходимым предметом не обеспечат? А на привалах на открытом воздухе что, корона упадет в кустики ходить? Но я все-таки не стала потрясать горшком над головой и демонстрировать его широкой общественности, как сделала с подштанниками, а просто отложила в ту кучу, которую решила не брать с собой и не позволять тащить Торину ни под каким видом. Так, а это что такое? Я покрутила в руках толстенный фолиант в роскошной обложке из отлично выделанной кожи с серебряными, потемневшими от времени уголками, потом, немного помявшись, все же открыла его. Если там чистые листы для путевых заметок — придется брать с собой, такой дневник впоследствии может оказаться очень полезным. Но тонкий дорогой пергамент был покрыт замысловатыми рунами с вычурными завитушками и вензелями. Я, сощурившись, прочитала несколько строк и громко фыркнула. Сборник любовной поэзии прошлого века! И зачем он Торину в пути? Продажных девиц относительно великого и всепоглощающего чувства просвещать или меня развлекать на людях? Ведь, наверное, любовницам должно быть приятно, когда им читают стихи.
Когда графеныш в сопровождении папеньки вновь вышел на крыльцо, одетый во что-то простое и удобное, я уже успела привлечь к процессу разборки вещей всех своих будущих спутников. Так что теперь сундуки мы потрошили четырнадцать рук, пересмеиваясь и демонстрируя друг другу особо выразительные и запоминающиеся предмет вроде маленькой коробочки с крохотными кусочками черной материи, смазанными с одной стороны клеем. А Торин, оказывается, пользуется дамскими ухищрениями для украшения собственного аристократического личика! Ну кто бы мог подумать, что благороднорожденные мужчины наклеивают мушки! И они еще женщин кокетками и притворщицами смеют обзывать! А внушительная коллекция флаконов и баночек с одеколонами, пудрами и румянами? Даже у меня косметики меньше! Правда, я не высокородная, но все-таки иногда вынуждена изображать ее и запас средств для преображения внешности держу немалый. Я даже начала задумываться относительно симпатий и предпочтений Торина, но вроде бы у него была пара нашумевших романов с какими-то девицами… Хотя вполне вероятно, что они такие же постановочные, как и тот, в котором я буду играть одну из главных ролей.
Графенок при виде стольких пар чужих рук, бессовестно ворошащих его барахло, взвыл в голос, да так, что посрамил бы и точило Цветика, и дверные петли в «Сломанном мече». Лично мне была непонятна столь острая и резкая реакция человека, за которого всю жизнь все делали другие. Ведь одно дело, если бы он, краснея от смущения, запаковал это барахло в торбы сам, и совсем другое — когда над этим нелегким делом бились слуги.
Я на голосовые провокации не поддалась и невозмутимо продемонстрировала графенку отобранные для него вещи, а также огласила список того, что, по моему мнению, еще надо было взять с собой. Ирриону хватило одного взгляда, чтобы приказать лакеям принести требуемое. Вот с Торином было сложнее — он надувал губы, делал большие глаза и вообще негодовал по поводу нашего хамства и бесцеремонности. Солдаты пересмеивались и отводили глаза, Каррэн вдумчиво созерцал горы отвергнутых вещей, я делала вид, что ничего не слышу и ни на что не обращаю внимания. На лбах хихикающих близнецов медленно, но верно набухали совершенно одинаковые шишки.
Короче, выехали мы не в девять и даже не в десять, а почти в полдень. А если бы я приехала к условленному времени?! Ведь до темноты за территорию поместья Лорранских не выбрались бы!
Кавалькада, надо признаться, получилась солидная и внушающая невольное уважение. Впереди Каррэн на норовистом черном жеребце, следом я на Бабочке, потом мрачный и надувшийся Торин, сидящий в седле, как курица на заборе, на смирной игреневой кобылке, и последними — солдаты развернутым полукругом, прикрывая тылы своего номинального предводителя и командира. В самом конце этой своеобразной колонны плелись три соловые кобылы, нагруженные вещами и припасами. Одна из них везла лично мое барахло — платья в огромных несминаемых чехлах не потерпели никакого соседства, да и сами по себе едва не опрокидывали несчастную лошадь. Правда, Торин все же пристроил туда же два своих камзола, подобранных в тон моим нарядам, и уж с их-то наличием пришлось смириться — ведь не может же граф Лорранский на фоне своей любовницы жалким оборванцем выглядеть.
Перед выездом специально приглашенный жрец отчитал напутственную молитву, окурил нас приторно-сладким дымком благовоний и побрызгал в нашу сторону водой, вроде бы осененной благодатью самих богов. В последнее мне что-то верилось слабо, но выступать я не стала — слишком уж неодобрительно жрец косился на Тьму на моих плечах и Каррэна, внимающего молитвенным песнопениям с выражением умиленного благочестия на лице. Вообще-то номинально считалось, что вся Сенаторна, кроме совсем уж диких восточных племен, молится одним богам, в реальности же служители религиозного культа отчего-то страстно ненавидели и считали притворщиками всех живых существ, не принадлежащих к их собственной расе. Так что, будучи в том же Тэллентэре, в храм я заглянуть так и не решилась, хотя и очень хотела. Вступать в склоку с альмами-жрецами и, возможно, распрощаться с какими-нибудь стратегически важными частями тела мне вовсе не улыбалось, поэтому с жаждой общения с богами тогда пришлось потерпеть и удовлетворить ее уже в землях людей.
В общем, выезд получился очень торжественный. Жрец до последнего что-то пел и даже слегка приплясывал, размахивая Святым Лучом и щедро раздавая направо-налево благословения, граф Иррион торжественно махал клетчатым платком и рукавами халата с балкона, слуги умиленно вздыхали и вытирали глаза, словно провожали молодого господина на верную смерть. А старая нянька вообще бросилась к нам, обхватила ноги кобылы Торина и завыла на такой трагической ноте, что едва не распугала лошадей. Лорранский-младший, попеременно то краснея, то бледнея, уговаривал ее не ломать комедию и дать спокойно уехать, но женщина ни в какую не соглашалась успокоиться и бросалась попеременно ко всем солдатам, а потом и ко мне, порываясь целовать ноги и умоляя «сберечь ее деточку» Торин не знал, куда девать глаза от позора, я же тихо позавидовала бестолковому графенышу. Эх, если бы меня так любили и не желали никуда отпускать… Каррэн, словно прочитав эти не слишком-то приятные и добрые мысли, осторожно дотронулся до моего рукава, и мне парадоксальным образом стало легче. Альм, почувствовав эту перемену, тепло улыбнулся и слегка сощурил свои невероятные глазищи цвета полной луны. В седле он сидел уверенно и спокойно, кокетливо свесив хвост справа.
Я чувствовала, что этот заказ будет не из легких, но и не подозревала, что настолько! Торин начал охать, стонать и жаловаться уже через час после выезда, а еще минут через пятнадцать запросил привал. Я жестоко высмеяла его, приведя в пример себя саму — ну неужели ему не стыдно так хныкать, когда девушка рядом с ним не показывает ни малейшего признака усталости? Торин примолк, но ненадолго. Следующим пунктом жалоб стала погода. Солнце, видите ли, слишком печет, а, гадкие и вредные, мы не дали ему захватить его прекрасную широкополую шляпу с кокетливым пером, которое так эффектно колышется под томными вздохами ветерка! Ну так взмолись богам! Надеюсь, горячим просьбам полудурка они не внимут и солнца гасить не станут. А я, между прочим, была готова выехать пораньше! Но из-за чьего-то барахла мы безбожно задержались и за ворота поместья выбрались даже позже, чем планировалось изначально. Торин вновь замолчал. И опять ненадолго. Теперь неугомонному графенышу захотелось есть — он, дескать, в это время всегда дома чай со сладостями вкушает, а нянюшка убедила его, что любые отклонения от режима питания могут сильно навредить его молодому организму. На мой взгляд, такому бугаю благородного розлива и трехдневная сухая голодовка не нанесет ощутимого вреда, но я предпочла проглотить колкости и не вступать в очередную дискуссию, коими на протяжении нашего недолгого пути сильно веселила ехавшую сзади солдатню. Ну нет, все, хватит! Я вам что, паяц из балагана — развлекать и смешить, да еще бесплатно?
— Торин, заткнись, — мягко и нежно, как и полагается любовнице, попросила я графенка, придерживая на плече Тьму, понявшую, что хозяйка недовольна окружающими и уже рванувшуюся чинить разборки.
— Что? Как ты сказала? — потрясенно выдал аристократ, явно не веря своим благородным ушам.
— Тень попросила тебя заткнуться. Присоединяюсь к этой искренней и, надо признать, вполне естественной мольбе, — любезно отозвался Каррэн, поворачиваясь к нам. Ехали мы еще в том стратегически рассчитанном порядке, в какой выстроились на территории поместья, но я подозревала, что вскоре этому придет конец — скоро мы должны свернуть на широкий, наезженный торговый шлях, на котором полным-полно путешественников. Вряд ли они согласятся послушно разбегаться в стороны и съезжать на обочину, дабы дать дорогу нашей разношерстной кавалькаде. Первопроходец Каррэн тоже понимал это, но относился к подобной необходимости не в пример легче, чем я. Конечно, ему-то только свою шкуру беречь придется, а мне еще и за графской следить! Вспомнив о причине нашей поездки, я придержала Бабочку и, дождавшись, когда с ней поравняется кобыла Торина, умильно улыбнулась: