Эффект бабочки
Шрифт:
— Ну и придурок! — крикнул он вслед Эвану. — Эй, урод! Эй, псих!
К Рику присоединились остальные скинхеды, провожая Эвана куриным кудахтаньем.
Во дворе Эван нашел Карлоса и сел рядом с ним на бордюр. Несколько заключенных занимались со штангой и гантелями. Вокруг Карла снова собралась группа скинхедов, превосходящая по численности любую другую банду во дворе. Они холодно посматривали на Эвана.
Наблюдая за ними, Эван заметил, что Рик передал Карлу какой-то предмет с замотанной медицинским пластырем ручкой. Он посмотрел вокруг в надежде, что надзиратели заметят, но никто из них
— У меня слишком мало времени, — подумал он вслух. — Этот лысый ублюдок воткнет мне перо в спину при первой же возможности.
— Тогда тебе придется научиться не спать по ночам, — сказал Карлос, докуривая сигарету.
Эван покачал головой.
— Мне надо подумать. Я могу изменить это. Я могу использовать те страницы, что у меня есть… Мне просто надо придумать, как именно.
Карлос удивленно посмотрел на него.
— О чем это ты? Твои тетрадки ни хрена не будут стоить, если тебя убьют, старик. Школьные дневники тебе не помогут выпутаться из дерьма, в которое ты влез с Братством, и если ты так не считаешь, то тогда ты настоящий псих, как они и говорят.
Он повернулся к Эвану спиной. Теперь к нему была обращена фигура распятого Христа, помещенная в центр коллажа из картин, изображающих адские мучения.
Эван вспоминал оставшиеся записи, которые можно было использовать, и подумал над словами Карлоса, сказанными ему в камере.
— Ты ведь религиозный человек. Ты веришь в то, что пути Господни неисповедимы, так?
Карлос докурил сигарету и отшвырнул окурок в сторону.
— Конечно.
— Я спросил потому, что, как мне кажется, Он послал меня в твою камеру не просто так. Мне кажется, что Господь хочет, чтобы ты мне помог.
Карлос покачал головой.
— Черт, я знал, что ты ненормальный.
— Я не вру, — сказал Эван, наклонившись к нему поближе. — Иисус говорит со мной в моих снах.
— Ага. Конечно, — усмехнулся Карлос.
— Спорю на пачку сигарет, что смогу доказать это.
Что-то в голосе Эвана заставило Карлоса согласиться. Он был заинтригован.
Глава девятнадцатая
Эван наблюдал за выражением глаз Карлоса, когда объяснял ему, как именно происходят затмения его памяти. Он жестикулировал, рассказывая о местах и событиях, но чем больше он говорил, тем меньше понимал его Карлос. Эван остановился и оторвал от потолка один из листов, сжав его в кулаке. Карлос был наиболее вероятным его союзником во всей тюрьме, и если сбить его с толку, то тогда можно потерять все.
— Смотри, когда я это делаю, то впадаю в состояние транса или что-то вроде этого. Ну, типа как люди в церкви, понимаешь?
Карлос медленно кивнул.
— Как экстаз.
Он все еще не был убежден, и только пачка сигарет поддерживала его интерес.
— В общем, когда я буду в отключке, я хочу, чтобы ты внимательно следил за моими руками и лицом.
Сосед внимательно посмотрел на него.
— Знаешь, что я думаю? Мне кажется, тебе нужно провериться у тюремного психиатра, старик.
Эван сердито на него посмотрел. Было ясно, что Карлос поверит только тогда, когда увидит все своими глазами.
Оба замолчали, когда мимо открытой двери их камеры проехала тележка
— Эй, — позвал он его с надеждой в голосе. — Есть что-нибудь сегодня?
Если его мать все-таки смогла добыть остальные дневники, тогда ему не нужно будет принуждать Карлоса к сотрудничеству. Но Змей разрушил эту надежду с улыбкой:
— Есть. Только не для тебя.
Эван не стал скрывать своего разочарования и снова повернулся к Карлосу, зажав листок в кулаке.
— Слушай, ты не мог бы прикрыть меня, пока я… Я не хотел бы, чтобы Карл перерезал мне глотку, когда я буду без сознания.
Заключенный помедлил с ответом, и Эван постучал по карману, в котором лежала нераспечатанная пачка сигарет.
— Да ладно тебе. Что ты теряешь-то?
— Ладно. Что мне нужно делать? Эван прислонился к стене и разгладил лист.
— Просто смотри, и если со мной произойдет что-нибудь странное, расскажешь мне потом.
— Более странное, чем сейчас? — спросил Карлос, с сомнением его разглядывая.
— Возможно, на моем теле что-нибудь появится. Например, отметины, шрамы, ну я не знаю, что-нибудь. Все что угодно. Готов?
— Ну давай, — Карлос сложил руки на груди. — Иди поговори с Иисусом.
Эван сглотнул и изучил страницу, читая про себя слова, написанные прилежной детской рукой: «В среду у меня были неприятности из-за рисунка, который я не рисовал. Мама не дает мне его посмотреть».
Это пришло сразу, легко и свободно. Ощущение давления в черепе, резонирующее во всем теле. Все вокруг начало расплываться, и он увидел, как исчезают, деформируясь, прутья решетки. Карлос с беспокойством смотрел на Эвана, но и лицо испанца уплыло из поля зрения. Эван услышал детские голоса, которые становились все ближе и ближе, наполняя его чувства, в то время как сознание, отделившись от тела, пулей пролетело назад сквозь годы. Камера вокруг него дрожала…
А потом это ушло, словно мираж.
Голова Эвана дернулась, как у сломанной куклы, и он стряхнул с себя оцепенение, которое случалось с ним после перехода. Он моргнул, поднял руки к лицу и пошевелил маленькими пухлыми пальчиками.
— Я здесь! — сказал он вслух. Его тело было странно слабым и маленьким.
— Я тоже, — услышал Эван детский голос и повернулся посмотреть, кому он принадлежит.
За соседним столом сидела Кейли и улыбалась ему. Он огляделся. Класс был именно таким, каким он его и запомнил. Галдящие дети были заняты работой над аппликациями. Некоторые из них что-то клеили, другие посыпали блестками поверхности, смазанные мокрой пастой. Он посмотрел на лежащий перед ним чистый лист, на котором внизу было написано: «Эван Треборн, 7 лет».
— А… что мы рисуем? — спросил он непривычно тонким голоском.
Кейли ответила, не отрываясь от своего рисунка:
— Мы должны нарисовать, кем мы будем, когда вырастем.
Эван кивнул и снова посмотрел на лист бумаги, думая о том, как бы использовать свое путешествие в прошлое, чтобы оно могло пригодиться ему в будущем.
Сначала он хотел написать записку о том, что произойдет с ним через тринадцать лет, но тут же отбросил эту затею. Как будто кто-нибудь воспримет всерьез каракули семилетнего мальчишки…