Шрифт:
Анналы утверждают, будто двойная система неспособна поддерживать жизнь. Но мы нашли жизнь здесь, на Пандоре. За исключением келпа, она была враждебной и смертоносной – но все же это была жизнь. Гнев Корабля тяготел над нами, ибо мы уничтожили келп и нарушили равновесие этого мира. Мы, немногие выжившие, зависим от бесконечного моря и от ужасных причуд двух солнц. То, что мы вообще выжили на наших хрупких клон-плотах, проклятие в той же мере, как и победа. Это – время безумия.
Дьюк
Запах гари усилился. Это его напугало. Дьюк раздумывал, не должен ли он что-нибудь сказать. По большей части он не говорил: мешал нос. Зато он мог высвистывать носом, и мама его понимала. Она свистела в ответ. У них было более сотни таких свистослов, понятных им обоим. Дьюк наморщил лоб. Это движение заставило его толстенький носик развернуться, и он засвистел – по началу вопросительно, чтобы узнать, нет ли ее поблизости.
«Ма? Где ты Ма?»
Он пытался уловить шлепанье босых пяток по мягкой палубе плота, которое он не спутал бы ни с каким другим.
Запах гари заполнил его нос и заставил его чихнуть. Дьюк слышал шлепанье множества ног в коридорах – столько ног ему и слышать-то не доводилось – но ни одни из них не принадлежали Ма. Раздавались крики – все сплошь слова, которых Дьюк не знал. Он сделал глубокий вдох и издал самый громкий свист, на какой был способен. Его тоненькие ребра мгновенно разболелись, а голова закружилась от резонанса.
Никто не ответил. Вход рядом с ним оставался закрытым. Никто не вынул его из-под сбившихся одеял и не прижал его к себе.
Несмотря на боль, вызванную дымом, Дьюк распялил правое веко двумя отростками правой руки и увидел, что комната погружена во мрак, освещенный лишь мерцанием тонкой биомассы коридорной стены. Мрачный оранжевый свет отбрасывал на палубу жуткие отсветы. Едкий дым нависал над ним, как облако, протягивая к его лицу маслянисто-черные щупальца. А теперь снаружи к топоту многих ног и крикам прибавились новые звуки. Он слышал, что за рдеющей стеной волокут и роняют тяжелые вещи. Ужас заставил его свернуться под одеялом в молчаливый комочек.
Дым был влажным и горьким – совсем не таким приторным, как в тот раз, когда обогреватель прожег их стенку. Он помнил обугленный проем в подтаявшей биомассе, ведущий из их комнаты в соседнюю. Он тогда просунул голову в обгорелую дырку и посвистел соседям. Но ведь теперь запах был совсем другой, да и стенка не растаяла.
К внешним звукам прибавилось бурление. Словно котелок кипел на плите – но мама ничего не варила. К тому же звук был слишком громким для варки – громче даже, чем весь остальной шум. Крики приблизились.
Дьюк отбросил одеяльце и вскрикнул, когда его босая нога коснулась палубы.
Горит!
Внезапно пол под ним качнулся, сперва назад, затем вперед. Это колебание швырнуло его лицом вниз. Горячая биомасса стен тянулась за ним, как вареные макароны. Дьюк знал, что находится на верхней палубе, но вокруг него топталось множество ног, и ему приходилось прикрывать тело и голову руками. У него не было свободной руки, чтобы открыть ею зрячий глаз. Горячая палуба обжигала его локти и коленки. У Дьюка дух захватило от внезапной резкой боли, и он издал еще один резкий свист. Кто-то споткнулся об него. Чьи-то руки подхватили его под мышки и подняли из обугленного месива, в которое обратилась палуба. Часть месива потянулась за ним, прилипнув к его голой коже. Дьюк понял, кто держит его, из-за жасминового запаха, исходившего от волос. Это была их соседка Элли, женщина с короткими неуклюжими ногами и красивым голосом.
– Дьюк, – сказала она, – пойдем поищем твою Ма.
Дьюк слышал, что с голосом у нее неладно. Когда она говорила, пересохшая глотка издавала низкие хриплые звуки.
– Ма, – сказал он. Он рукой открыл глаз и увидел ужасающее столпотворение и огонь.
Проталкиваясь сквозь толпу, Элли заметила, что он глазеет, и сбросила его руку вниз.
– Потом посмотришь, – сказала она. – А сейчас обхвати меня за шею. Крепче держись.
После этого мгновенного взгляда Дьюка, у нее не было нужды повторять приказ. Дьюк обеими руками обхватил Элли за шею и тихонько всхлипнул. Элли продолжала проталкиваться сквозь толпу. Голоса с разных сторон повторяли слова, которых Дьюк не знал. Когда Элли с Дьюком протискивалась мимо остальных, остатки биомассы срывало с его кожи. Это было больно.
Единственный взгляд на «вне» остался в памяти Дьюка неизгладимо. Огонь, идущий из-под темной воды! Он рвался из-под воды, и это его сопровождало громкое бурление, и пар в воздухе стоял такой густой, что люди казались неясными тенями на фоне рдеющего огня. Отовсюду доносились крики, и Дьюк потесней прижался к Элли. Угли взмывали над островом высоко в воздух, словно ракеты. Дьюк этого не понимал, но он слышал, как огонь крушит и уничтожает тело острова из морских глубин.
«Почему вода горит?» Эти свистослова он знал, но Элли их не поняла бы.
Плот под Элли резко качнулся, уронив ее под топочущие ноги. Дьюк упал поверх нее и не коснулся горящей палубы. Элли ругалась и кричала. Многие люди рядом с ними падали. Дьюк чувствовал, как Элли погружается в тающую биомассу палубы. Сперва женщина боролась, билась, как свежепойманная мури, которую мама однажды дала Дьюку подержать перед тем, как сварила ее. Потом Элли задвигалась медленней и глухо застонала. Дьюк, все еще обнимавший Элли за шею, почувствовал, как горячее месиво подступает к его рукам, и отдернул их. Элли завопила. Дьюк попытался оттолкнуть ее, но натиск множества тел мешал ему спастись. Он чувствовал, как волосы у него на загривке становятся дыбом. Из его носа вырвался вопросительный свист – но ответа не было.
Палуба вновь содрогнулась, и на Дьюка покатились тела. Он чувствовал прикосновения горячей плоти, местами жарко мокрой. Элли вздохнула один раз, очень глубоко. Воздух сделался другим. Люди, кричавшие: «О, нет! О, нет!» – перестали кричать. Многие вокруг Дьюка начали кашлять. Он тоже кашлял, захлебываясь густой горячей пылью.
– Ваата у меня, – прохрипел кто-то рядом. – Помогите мне. Мы должны ее спасти.
Дьюк ощутил неподвижность Элли. Она больше не стонала. Он не ощущал ее дыхания, которое подымало и опускало бы ее грудь. Дьюк открыл рот и произнес два слова, которые знал лучше всего: