Эффект наблюдателя
Шрифт:
– Насколько я помню школьный курс географии, – удивлённо взглянул на неё Роман, – это же – Ставропольский край, а тоже ставропольская. И я помню, как ты говорила, что не хочешь возвращаться назад, так как у тебя о Ставрополе много больных воспоминаний. Зачем же тогда ты едешь?
– Мой юный друг, – снисходительным тоном учительницы ответила Алина, – ты действительно хорошо помнишь школьный курс географии, но ты безнадёжно отстал от жизни. Это во времена СССР Карачаево-Черкесия входила в состав Ставропольского края, чему тебя в школе и учили. Но с 1990 года она вся вышла вон и ныне самостийная, как глобус Украины. Так то! Кроме того, я никогда не говорила, что не желаю возвращаться в Ставрополь. Я говорила, что не желаю жить с бывшим мужем на одной планете и пока не готова возвращаться в те места, с которыми связано много болезненных воспоминаний. Архыз к таким местам не относится, а в сам Ставрополь мы заезжать не будем.
– Понятно, – кивнул Роман, а Алина продолжила:
– Так вот. Основная масса отдыхающих обычно едет на горнолыжный курорт «Архыз», но, я так поняла, мы едем не туда, а в посёлок Нижний Архыз, чему лично я несказанно рада, так как, при всей моей нелюбви к горам, это место я просто обожаю. Там расположены сразу две крупнейших обсерватории, а еще одна чуть дальше, в Приэльбрусье. С ними мы и планируем синхронизироваться. Природа прекрасная, снега нет, живописная долина, с альпийскими лугами, зелёными горами, древними византийскими храмами и чистейшей горной рекой. Словом, рай, да и только. Гарантирую тебе отличный отдых и незабываемые впечатления.
– Уже сгораю от нетерпения! – потирая руки, улыбнулся Роман, и глаза его загорелись радостными огоньками. – А что на счёт занятий каждого?
– Да всё очень просто, – вступил в разговор Александр. – Экспедиция запланирована на пару недель, а там как пойдёт. Дмитриев с Сергеевым занимаются научной частью, готовят свои эксперименты. Кроме того, Сергеев несколько раз ездил туда в командировки и перезнакомился с работающими там учёными и местными жителями. Теперь он будет договаривается с коллегами из обсерваторий и уже договорился с какими-то местными, которые нам будут помогать обустроить лагерь. Валик Чернов занимается моделью машины времени, которую ты видел. Я тоже работаю с ним над ней уже давно. Еще на мне обустройство туристического лагеря и геологический анализ пород, на предмет возможности влияния местных геологических особенностей на результаты экспериментов. Костя Гусаров собирается снимать о нас фильм и фиксировать происходящее в ходе экспериментов. А ещё он получил от киностудии задание выбрать там натуру для съёмок какого-то фильма, так что будет искать подходящее киношникам место. Алина в нашей группе за повара. Должен же кто-то кормить всю эту научную ораву, ну а ты – рабочий экспедиции.
– Что это значит? – удивился Роман.
– Это значит, – продолжил Саня, – что ты будешь рубить и колоть дрова, поддерживать священный огонь в лагерном костре и помогать каждому, кто об этом попросит.
– Ясно, – вздохнул Ромка. – Я – раб лампы.
– Именно! – рассмеялся Саня. – Зато нахаляву. А нахаляву, как известно, и уксус сладкий.
– И хлорка – творог, как говорит мой брат, – вставила Алина.
– Но и на том спасибо, – вздохнул Роман и, повернувшись к Алине, обратился уже к ней. – Аль, слушай, Я про тот Орден Гиперкуба хотел посоветоваться с тобой. Он мне нравится и дорог, но уж больно он на женскую брошь похож, не поносишь особо, да и потеряться может, а там золото, да ещё и химически чистое… Я бы хотел его как-то на шею повесить, чтобы он всегда со мной был, ведь это – награда, да еще и моя первая удача. Ты же знаешь, что мне ни в чём никогда не везло. Я даже в лотерею, поэтому не играю, а тут сразу такой выигрыш: экспедиция, орден, золото! Если на шею не повешу, а приколю к одежде – точно потеряю, а здесь оставлять не хочу. А как в кулон его превратить не знаю, да и цепочки у меня нет. Не подскажешь, как быть?
– Цепочка – дело наживное, – ответила Алька, – неси сюда свой орден и ту круглую коробку, что я у тебя оставила. Там мои швейные принадлежности. Я сейчас быстро тебе сооружу кулон.
Роман удалился в комнату и через минуту вернулся, держа в руках нужную коробку, на крышке которой лежал его орден, который действительно больше походил на изящную женскую брошь, чем на суровый и лаконичный орден для настоящего мужчины. Орден напоминал обычный значок в виде плоской фигурки слона, обтянутого чёрным бархатом, к центру которой нитками был пришит каркас модели гиперкуба из золотой проволоки, около полутора сантиметров в диаметре.
Алина открыла коробку, порылась в ней некоторое время, пока, наконец, не извлекла из неё белый шёлковый шнурок, острыми маникюрными ножничками разрезала нитки, прикреплявшие гиперкуб к «слоновьей планке», нанизала гиперкуб на шнурок, завязала крепкий узел, зашила его нитками, для надёжности и протянула получившийся кулон Роману.
– Так просто? – удивился он. – Вот что значит – женская логика, а я всё голову ломал, как же слона на шею повесить, чтобы гиперкуб всегда при мне был.
– Учись, – пока я живая, – назидательно произнесла Алька и начала собираться домой.
Во избежание пробок на дороге, старт экспедиции был назначен на утро понедельника, когда немного отдохнувшие и надышавшиеся свежим воздухом, но не успевшие накануне вернуться запоздалые дачники медленно ползли в сторону города, выстроившись в бесконечно длинную вереницу машин, нескончаемой лентой тянущуюся в Москву от самого Подольска.
Экспедиционный кортеж состоял из трёх машин, возглавляемый гружёным аппаратурой, генераторами и канистрами с топливом джипом Дмитриева, вместе с которым ехал его давний питерский друг и коллега Виктор Сергеев. За ним вместе с Валентином Черновым следовал оператор Костя Гусаров, на своём вместительном кроссовере под завязку забитом операторским оборудованием и тюками с палатками, спальниками и раскладной мебелью. Роман и Алина устроились в замыкающей колонну Саниной Ладе Ларгус, со снятыми дополнительными сиденьями, место которых заняли закупленные стройматериалы, белье, одежда, посуда и продукты.
День выдался на редкость тёплым и солнечным, какие ещё случаются в начале сентября. В прозрачном воздухе изредка кружили жёлтые листья и искрились тоненькие паруса паутинок, несущих куда-то прочь своих ткачей – паучков, отважно летящих в неведомые дали.
Роман мысленно провожал из в путь и думал о том, что сейчас он сам, подобно этим крошечным пилотам, летит, подхваченный внезапным вихрем событий куда-то к таинственным горам, где в райском уголке, с мистическим названием «Архыз» его ждёт сверкающая первозданной чистотой река, бриллианты звёзд тёмного южного неба и где он, возможно, станет свидетелем величайшего в истории открытия, значение и последствия которого ни один человек в мире пока не в состоянии оценить.
Мимо проносились белые стволы берёз, спешно перекрашивавших свои листочки в жёлтый солнечный цвет, в последней попытке обратить на себя взор неумолимо холодеющего светила, а рядом, как бы укоряя их за легкомыслие и суетливость, темнели суровые ели, покорно опустив к земле тяжёлые ветви. Ромка незаметно помахал им рукой, прощаясь с ними, как с лучшими друзьями перед дальней дорогой. Ведь они и были ему настоящими и самыми близкими друзьями в долгие годы его странствий по подмосковным чащам. Ещё достаточно яркие, но уже как-то по-осеннему прохладные лучи пронизывали небольшие серые облака, рваными лохмотьями то тут, то там разбросанные по бледно-голубоватому небу, и лишь черные клинья перелётных птиц, словно стрелы, изредка разрезали их, так же как и Ромка, устремившись туда, куда ещё не дотянулось холодное дыхание неотвратимо надвигающейся осени.
Постепенно хрупкие белые стволы застенчивых берёз стали встречаться всё реже и реже, пока совсем не пропали, отступив перед сплошной темнотой елового частокола, но вскоре ржавые мачты гордых корабельных сосен звонкой барабанной дробью взорвали их дремучую тишину, и на место угрюмой и молчаливой подмосковной чащи кавалеристским наскоком ворвался стройный рыжий удалец – сосновый бор.
– Ну, наконец-то! – с радостным вздохом воскликнула Алина.
– Ты это о чём? – удивился Роман, незаметно поглаживая свое главное сокровище – золотой гиперкуб, свисавший на шёлковом шейном шнурке, прямо до середины его груди, к самому сердцу.