Эффект недостигнутой цели
Шрифт:
Саша выдержала паузу, ожидая вопросов, но их не последовало.
– Я не хотела, чтобы тебя посадили в тюрьму. Я ведь думала, что Бажин не киллер, а обычный сыщик. Изучила все заметки об убийствах, запомнила детали. Сходила в салон, сделала временный рисунок осы. Надела блузку с глубоким вырезом. При встрече накинулась на Бажина, как истеричка, заставляя обороняться. В общем, подстроила так, чтобы он случайно увидел мою «татуировку». Мне нужно было отвести от тебя подозрения. Хотя бы на время…
– Он не знал, Саня…
– Что, прости?
– Бажин не знал, что я и есть Оса. –
– Контролировал ситуацию?
– Да. И я, и один мой знакомый приглядывали за ним…
Снова пауза. Саша зябко потерла плечи, хотя вечер стоял теплый.
– Могу я задать тебе один вопрос? – спросила она несмело.
Патрик кивнул.
– Почему ты убил их? Этих троих. Я знаю, что они натворили много зла, но все-таки, как ты решился? И вообще, как такая идея пришла тебе в голову? Как все началось? И… – Она запнулась. – Планируешь ли ты продолжать?
– Это не один вопрос.
– Мне кажется, я имею право знать.
– Имеешь, – согласился он. И рассказал ей все, от самого начала и до конца. Ничего не утаил.
Олю Колесникову Патрик знал с ее рождения – дочь материной подруги была поздним и долгожданным ребенком. Родители над дочерью тряслись, носились как с писаной торбой, баловали, наряжали. Платьишки, бантики. Они ее и гулять одну не отпускали лет до восьми, хотя казалось бы, чего бояться: во дворе полно ребятни, все свои. Когда Оленька пошла в третий класс, родители скрепя сердце позволили ей чуть больше самостоятельности. Однако ж Патрик много раз замечал, как беспокойная мать нет-нет да выходила на балкон, чтобы лишний раз убедиться, что с дочкой все в порядке, и никуда дальше детский площадки она с подружками не ушла. А потом Олю Колесникову нашли мертвой за гаражами. Над девочкой надругались, а потом зарезали.
Расследование вывело на подозреваемого – отмотавшего недавно срок за изнасилования и убийство некоего Волвенко. Одна свидетельница видела его, отиравшегося у гаражей, и даже позвонила в полицию – ей померещились пятна крови на его рубашке и розовый детский бантик в руке. Позднее кто-то слышал, как по пьяни Волвенко откровенничал с друзьями и намекал, что «отведал невинного тела, но сделал все по уму»…
Косвенные улики указывали на его виновность, и розового бантика в одной из косичек и правда не хватало… Но дело заглохло. Пенсионерка, готовая дать показания в суде, внезапно скончалась от сердечного приступа, да еще один из друзей Волвенко неожиданно подтвердил его алиби. Когда его отпустили, Патрик не мог отойти от потрясения. Как же так? Неужели зверю позволят спокойно наслаждаться жизнью?
И тогда он начал за ним следить. Три месяца спустя у Патрика не оставалось никаких сомнений насчет виновности Волвенко. Его излюбленным развлечением было околачиваться у школ и детских площадок, где он регулярно заговаривал с девочками лет восьми-десяти. В эти моменты мужчина преображался. Осанка выравнивалась, лицо серьезнело, весь его облик кричал: «Мне можно доверять». Если бы Патрик не видел его при других обстоятельствах, и сам бы наверняка обманулся – столь разительная происходила перемена.
Однажды Патрик увидел, как после десятиминутного разговора с девочкой Волвенко взял ее ранец и указал на петлявшую между деревьев тропинку. В каких-то десяти метрах, слева, пролегала оживленная проезжая часть, а справа, за углом, располагалась школа. Но конкретно на этом маленьком пятачке в тот момент не было ни единой живой души. Волвенко рассчитал идеально. В глубине парка имелись укромные уголки, где по вечерам тусовалась молодежь, а в дневное время только белки сновали, да изредка алкашня.
Когда мужчина и девочка скрылись за деревьями, Патрик вынырнул из своего укрытия и бросился следом, намереваясь нарушить планы педофила. Но его опередили. Возникший будто из-под земли бомжеватого вида мужик преградил им дорогу и стал невнятно бормотать… Шикнул на девочку, изображая злодея, она расплакалась и убежала. Патрик убедился, что она благополучно перешла дорогу и села в подошедший к остановке автобус.
Разозленный Волвенко поспешил ретироваться, и Патрик по привычке последовал за ним по пятам, когда услышал:
– Когда мне встречается в людях дурное, То долгое время я верить стараюсь, Что это скорее всего напускное, Что это случайность. И я ошибаюсь.Бомж Елка, теперь Патрик в этом не сомневался, поскольку раньше видел его на улицах, просящим милостыню, смотрел на него умными вороньими глазами.
– Сегодня он больше ни на что не отважится.
Патрик смотрел озадаченно, и Елка продолжил:
– Не смущайтесь, мы хотим одного и того же. Я сам присматривал за хмырем и вас, в том числе, замечал неоднократно за тем же занятием. Давно хотел познакомиться, да случай подходящий не подворачивался.
Патрик говорил и говорил, выкладывая Сашке то, что долго копилось на сердце. Вместе с Елкой они пришли к единственно верному, по их мнению, решению – самим наказать того, кому удалось обмануть правосудие. Они разработали целую схему, как, когда, каким способом. Елка учитывал все нюансы, подсказывал детали, которые сам Патрик не принимал в расчет. Именно Елка убедил его, правшу, довести до совершенства удар левой.
– Никогда, ни при каких обстоятельствах, на тебя не должно упасть подозрение, даже в мелочах. В секции бокса все знают, что ты работаешь правой. Поэтому ты должен сосредоточиться на том, чтобы развить точность и силу в левой руке. Но при спарринге не светись. Левую руку будешь задействовать только вне стен секции.
И он научился. Довел движение до автоматизма. Физическую часть возмездия выполнял Патрик, как более молодой и сильный. Все остальное брал на себя Елка – следил за объектом, подбирал удачное время и место, стоял на стреме, подчищал. Все шло гладко. Сбой произошел только с Климовым, причем по всем фронтам. Вдалеке послышались чьи-то голоса, и рука дрогнула, удар смазался. Жертва попыталась сопротивляться, и Патрику пришлось пырнуть его в живот, чтобы тот разжал вцепившиеся в ворот футболки пальцы.