Эффект преломления
Шрифт:
Вот и комната. Эржебета влетела внутрь, всем телом навалилась на дверь, протянула руку к засову…
Ей не хватило одного мгновения. Сильный удар сотряс дверь, отшвырнул девочку к середине комнаты.
На пороге, сжимая в руке плеть, стоял Иштван. Встрепанные рыжие волосы, яростный взгляд желтых глаз, красивое лицо искажено… Ненависть? Любовь?
— Ты смотрела. Понравилось?
Эржебета молчала, отводила взгляд. Казалось невозможным глядеть в это измученное лицо, в эти горящие глаза. Что-то сидело внутри брата, жгло, сжирало его,
Дыхание Иштвана участилось.
— Чего молчишь, голубка белая? Думаешь, не знаю, что за твоей невинностью сатана прячется?
Эржебета молчала, только губы ее беззвучно шевелились.
— Колдуешь? Ведьма! — взвизгнул Иштван. — Я все вижу…
Он заметался по комнате, бормоча бессвязное, словно себя же убеждая в чем-то:
— Десять тебе всего… а что ж, что десять? Скоро выдадут замуж, и прощай, Иштван… Кому-то цветочек нежный, а Иштвану одни девки-шкуры… Да что ты сделаешь? — истерично выкрикнул он. — Отцу пожалуешься? — замолчал, отдышался, уронил с какой-то непонятной обреченностью. — Пусть… лучше смерть потом, чем так…
Эржебета, что-то беззвучно нашептывая, спокойно наблюдала, как корчится от непонятной муки ее брат. А он вдруг остановился напротив, тяжело дыша, смотрел на ту, которая стала его кошмаром. Из-за нее истязал служанок, избывая запретное желание. Да не избывалось. Только глубже впивалось, больше крови требовало. И лишь одна могла утолить его жажду. Наваждение черноглазое, дитя хрупкое со взглядом демона. Эржебета…
— Ты смотрела. — Иштван уже обвинял. — Как тогда, на казни… Ты тоже хочешь…
Его дыхание пахло вином, капризные губы кривились то ли в рыдании, то ли в ухмылке, в желтых глазах плясало пламя свечей. Красавец Иштван. Безумец Иштван. Поднял плеть, засмеялся:
— Сейчас проверим, как ты невинна…
«Попробуем, как сладок господский кусок…» — отозвалось в памяти, и вот уже не брат был перед нею, кривлялся в комнате пьяный от крови крестьянин. А за его спиною стоял Черный человек, кивал одобрительно.
Ярость — чистая, незамутненная — освободила разум, наполнила его холодом, сделала мир вокруг до звонкости ясным. Эржебета коротко хохотнула. Шагнула вперед, перехватила плеть, с неожиданной силой рванула, выдернула из руки брата. Тот ошалело уставился на девочку, не понимая, откуда взялась такая мощь в маленьком теле.
Тонкие пальцы плотно охватили рукоять. Взметнулась плеть, со свистом рассекая воздух, — и на щеке Иштвана появилась алая полоса. Он вскрикнул, прикрыл лицо. Эржебета снова размахнулась, ударила по плечу.
— Ах ты, мерзавка! — Брат попытался остановить ее.
Не тут-то было. Детская рука отшвырнула Иштвана так, что тот рухнул на пол. Плеть загуляла по его спине, плечам, лицу. В клочья рвала белый шелк, сдирала кожу с тела, окропляла пол красным.
— Остановись! — крикнул брат.
Эржебета не слышала. Она продолжала бить.
Еще.
Еще.
И еще.
Так мстят за унижение Батори.
На белом лице застыла гримаса ненависти, алые губы улыбались, из черных глаз смотрела бездна.
Иштван в ужасе понял: до смерти забьет. На четвереньках пополз к двери, плача от страха, с трудом отворил ее под бесконечными ударами и вывалился из комнаты. Оказавшись в галерее, припустил прочь так, будто сам дьявол за ним бежал.
А Эржебета не погналась. Остановилась, с изумлением глядя на окровавленную плеть. Потом отшвырнула ее прочь. Ночь. Пора спать.
Она легла в кровать и тут же забылась крепким сном. В ту ночь Черный человек больше не тревожил ее.
Наутро Иштван не вышел из своей комнаты, потребовал подать еду в покои. Избитая им служанка убрела отлеживаться в кухне, остальные вздохнули спокойнее: молодой господин явно решил отдохнуть от охоты.
Раны Иштвана не успели зажить к приезду отца с матерью. На вопросы он спокойно ответил, что упал с коня. Дьёрдь поверил, даже присматриваться не стал: разве печаль для мужчины — несколько царапин? А вот Анна задумалась. Следы от плети трудно спутать с ушибами и ссадинами.
Мать давно замечала: между старшими детьми что-то происходит. Что-то недоброе. Слишком тяжелым взглядом смотрел Иштван на Эржебету, слишком старательно не замечала Эржебета Иштвана.
Анна гнала от себя дурные мысли. Но все чаще они возвращались. Преступная любовь между близкими родственниками не была редкостью в династии Батори. Разве ее кузен Габор Батори-Шомльо, король Трансильвании, не живет с родной сестрой как с женою? Разве не родила она ему двоих детей? И разве не больны те дети?..
Но Иштван не король, ему такой грех не простится. И глаза его безумны. Анна перехватывала взгляды сына и все больше опасалась за дочь. Она знала, чем занимался Иштван с девками. Не останавливала — пусть лучше дает выход злобе, чем копит в себе. Пусть утоляет страсть со служанками, тогда не тронет сестру. Да и не привыкли Батори волноваться о челяди. Что такое девки? Сорная трава. Рви пучками — новая повырастает.
Но теперь в глазах Иштвана больше не было больной страсти. В них читались ужас и ненависть. Что-то произошло между детьми, решила Анна. Неужели следы на лице и теле Иштвана — дело рук ее маленькой девочки?
Так или иначе, но пришло время вмешаться. Благо Анна знала отличный способ справиться с трудностью. Она поговорила с Дьёрдем, написала несколько писем и стала ждать.
Замок Эчед, март 1571 года от Рождества Христова
В Эчед прибыл важный гость с многочисленной свитой. По этому поводу в замке пировали целый месяц. Рекою лилось ароматное вино, играли музыканты, гости и хозяева плясали до упаду. С ними веселился Иштван. Эржебету в пиршественные залы не пускали, слишком мала. Да она и не стремилась туда, пьяные люди казались ей неприятными, сбивчивые разговоры — глупыми, а танцы — смешными.