Эффект проникновения
Шрифт:
Железная дверь перед лицом Сретенского распахнулась так внезапно, что он не успел заметить, кто и как ее открыл. Его толкнули в спину, он полетел на каменный пол, и дверь захлопнулась.
– Аня! – отчаянно крикнул Сретенский. Его зов остался без ответа… Впрочем, не совсем без ответа. Откуда-то из-за стены послышался странный звук, напоминающий тихое хихиканье.
Прижимая ладонь к разбитой губе, Сретенский встал и осмотрелся. Он находился в крохотном каземате, не более метра в ширину и двух метров в длину, без окон. Под высоким потолком палили две электрические лампы,
– Эй, кто-нибудь! – громко сказал Сретенский и явственно услышал какую-то возню за стеной, царапанье, поскрипывание. Потом он различил бормочущий человеческий голос, повторяющий одну и ту же фразу, но какую – Сретенский разобрать не смог. Эта фраза звучала снова и снова с одинаковой понижающейся интонацией. Андрею Ивановичу вдруг пришло в голову, что так мог бы пытаться петь человек, начисто лишенный музыкального слуха… Сретенский прижал ухо к стене. Теперь ему показалось, что он понял несколько слов. «Удушья припадок рядом с экраном…» Нечто вроде этого. Гм… Больше похоже на сумасшедший дом, нежели на тюрьму.
Сретенский постучал кулаком в стену. Безумное пение оборвалось, и вместо него тот же голос истерично выкрикнул:
– Они поймали черного стражника! – и затем тише: – Черные стражники захватили контроль…
Без всякой надежды на вразумительный ответ Андрей Иванович спросил:
– Кто вы? Что это за место?
Опять хихиканье – и тишина, на сей раз долгая, не нарушаемая более ни единым звуком.
Вдоль стены Сретенский сполз на пол, вытянул ноги.
– Черный стражник, – пробормотал он. – Удушья припадок… Веселенькое местечко, доложу я вам. Торквемаде бы понравилось.
2
Часов у Сретенского не было, и он не мог определить, сколько времени его продержали в тесном карцере. Вероятно, часа два или около того… Потом загремели засовы, и на пороге появились двое в такой же форме, как и у тех на станции.
– Выходи, – приказали ему.
– Где Аня? – сразу спросил он.
– Иди, иди…
Снова потянулись залитые светом коридоры, ряды дверей. Сретенского привели в кабинет – самый обыкновенный, заставленный обветшалой конторской мебелью, с решеткой на единственном окне. Андрея Ивановича усадили на стул перед письменным столом, за которым сидел низкорослый плотный мужчина лет пятидесяти с равнодушным выражением лица. Конвоиры застыли за спиной Сретенского.
Мужчина за столом неожиданно улыбнулся.
– Давайте знакомиться, – сказал он. – Я старший следователь НКВД Зеленцов Борис Геннадьевич. Ваше имя?
– Андрей Иванович Сретенский.
– Когда и где родились?
– Четырнадцатого января тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, в Москве.
– Профессия, род занятий?
– Я биолог, доктор наук.
Ответы Сретенского никто не записывал, из чего тот заключил, что либо в кабинете установлен скрытый магнитофон, либо протоколы ведутся в соседнем помещении, где с помощью техники наблюдают за допросом. Андрей Иванович твердо решил до поры ничему вслух не удивляться
– Хорошо, – кивнул Зеленцов. – И как же вы, Андрей Иванович, оказались на станции Красный Путь?
Вопрос был совершенно естественным и ожидаемым, но так ли просто на него ответить?.. Попробуем пока ограничиться полуправдой, подумал Сретенский.
– Видите ли, Борис Геннадьевич, – начал он, – я не только биолог, но и председатель уфологического объединения…
У Зеленцова глаза на лоб полезли.
– Председатель ЧЕГО?!
– Уфологического объединения, – повторил Сретенский немного недоуменно, хотя, в общем-то, мог представить подобную реакцию. – Уфология. От английской аббревиатуры UFO – неопознанные летающие объекты. В широком смысле – изучение различных аномальных явлений.
– Ах, вот как. – Зеленцов зловеще усмехнулся. – Английской, значит. Хорошо… И какие же аномальные явления вам было угодно изучать близ станции Красный Путь?
– Там неподалеку заметили необычные световые эффекты, ночью… Мы с моей сотрудницей решили исследовать этот феномен… Заблудились…
– Вы бывали за границей? – внезапно спросил следователь.
– Бывал. – Андрей Иванович пожал плечами. – В Англии, Швеции, Бельгии, Египте…
– Когда?
– Припомнить точные даты?
– Скажем, в последний раз?
– Два года назад… В Лондоне, летом девяносто пятого.
– Два года назад, – задумчиво протянул Зеленцов. – Именно два, летом девяносто пятого… Интересно. И что же хорошего вы видели в Лондоне летом девяносто пятого?
Андрей Иванович растерялся:
– Простите, Борис Геннадьевич… Мне не совсем понятен смысл ваших вопросов.
Следователь грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнула пепельница и задребезжал абажур лампы.
– Зато мне прекрасно понятен смысл ваших ОТВЕТОВ! – заорал он, – Душевнобольным прикидываетесь, до трех не можете сосчитать?! Два года! Два года назад – а не три! – вы побывали в Лондоне… В городе, полностью разрушенном атомной бомбардировкой в шестьдесят втором году!
Вздрогнув, Сретенский уставился на Зеленцова, а тот продолжал:
– Отлично, симуляция психического расстройства – любимый прием шпионов… Но наши доктора вам помогут прийти в себя. Впрочем, вы можете избежать встречи с ними, если приготовите честные ответы. Вот факты. Вы появились невесть откуда, в этой странной одежде, без документов… И начинаете плести мне про летающие объекты?! Одно ясно – с такого объекта вас и сбросили. А вот откуда он прилетел и зачем – вам все же придется ответить…
После краткой передышки следователь обратился к парням в униформе:
– Отведите его в четыреста четырнадцатую, накормите. Пусть до завтра подумает. Не станет умнее, тогда…
Он сделал отсылающий жест.
Камера, в которой заперли Сретенского, в лучшую сторону отличалась от бокса, где он сидел раньше. Она была довольно просторной, имела окно (правда, своеобразной конструкции, позволяющей видеть только синий квадратик неба). Меблировку составляли топчан, деревянный стол и металлический стул, на который Андрей Иванович сразу упал.