Эффект зеркала
Шрифт:
– Не смей! – заорал майор, но Айя, сжав челюсти, изо всех сил крутанулась, вывернув больное плечо.
От боли искры из глаз посыпались, комната бешено завращалась вокруг. И из этой карусели Айя лишь на мгновение выцепила взволнованное лицо Горового, мстительно улыбнулась и отпустила последний якорь.
Мельтешение картинок и лиц прекратилось, и Айя оказалась в комнате, щедро украшенной коврами. Они были всюду: на стенах, на полу, даже покрывало на кровати сильно напоминало ковер. И всех их украшали такие замысловатые узоры, что и без кружения начинало укачивать.
Алиева не было, лишь какая-то женщина со смазанным лицом колдовала над гладильной доской. Интересно, что надо сделать, чтобы видеть
Тем временем, женщина засуетилась, забормотала что-то на незнакомом языке: видно, испортила одежду. Айя пригляделась: на гладильной доске лежала шелковая рубашка. Мужская. Не ужас-ужас, но осталось пятно, словно кто-то приложил кусок сливочного масла. Если бы кто спросил ее, Айи, совета, она бы честно сказала: владелец рубашки должен только поблагодарить за это пятно. Потому что теперь он не будет похож на цыганского барона и сможет надеть что-нибудь более приличное и менее павлинье.
Однако женщина была безутешна. Она хваталась за голову, стонала и охала над несчастной тряпкой. И спустя несколько секунд Айя поняла, почему. В комнату вошел Алиев и овчаркой, натасканной на взрывчатку, бросился к рубашке. Видимо, рубашка была его гордостью, потому что он схватил ее, будто в нее был завернут младенец, поднес к глазам, а потом так истошно заорал на женщину, что Айе стало жутко.
Страх обездвижил ее, прибил ступни к полу, стиснул плечи, холодным кулаком взялся за позвоночник… Больше всего на свете Айя хотела перестать видеть и слышать. Но не могла. Один размашистый удар пришелся женщине по лицу, другой – по спине. Она подвывала и оседала на пол, а мерзавец Алиев продолжал бить наотмашь, куда придется. Когда женщина рухнула, он принялся колотить ее ногами, потом взял утюг и… И снова все бешено завертелось перед глазами.
Щеку обожгло крапивой, Айя моргнула и увидела Горового.
– Чем ты думала?! – прорычал он. – Ты же останешься калекой! Кто тебя просил заново выворачивать плечо?! Ты хоть представляешь, как долго я рассказывал этому придурку-адвокату, что у тебя эпилепсия?
– Где Алиев? – она подскочила и выпрямилась: майор снова посадил ее в свое кресло, а в кабинете никого, кроме них двоих, не было.
– Увели. Черт, Крюкова! Что у тебя с головой? – убедившись, что она снова в норме, Олег устало выдохнул и опустился на соседний стул. – Больше никогда…
– Я не знаю, убил он этих бабулек или нет, – жестко произнесла Айя. – Но сделай так, чтобы он сдох за решеткой.
13. Посторонним В.
Олег злился. Больше всего, как водится, на самого себя. Но поскольку на себя наорать довольно трудно, выбрал в качестве громоотвода сначала Крюкову, потом Савчука. Теперь лейтенант не показывался Олегу на глаза, а Крюкова изводила молчанием, от которого, казалось, даже движок машины нехорошо вибрирует.
– Куда ты прешь, придурок?! – взревел Горовой, когда какой-то таксист неосмотрительно вырулил сбоку, будто ехал по главной дороге. – Купят права… Уроды…
Взял телефон, сфотографировал номера нарушителя, чтобы дома отослать, куда следует. Но Айя и эту сцену встретила равнодушным безмолвием. Нет, вот ведь, какая зараза! Мало того, что без разрешения полезла выворачивать руку об Алиева, так еще и наотрез отказывалась говорить, что увидела.
Олег вез ее домой. К себе домой. В квартиру, куда предпочитал даже знакомых в гости не звать. Даже женщин. Даже коллег. Хотел заранее обсудить с Крюковой все правила, обозначить границы, но она свирепо надулась, а заговаривать первым было не в его стиле.
Где-то в недрах души майор понимал: он виноват перед Айей. Не стоило срываться на нее в коридоре, не нужно было ворчать после ее первого «сеанса» с Алиевым. Тогда бы она не рванула за второй порцией видений. Разумеется, извиняться перед девчонкой Олег не стал бы ни при каких обстоятельствах.
Как она выразилась? «Товарищ Мажор»? Думает, наверное, что раз он – москвич, то и живет в сталинке с панорамным видом, и ремонт дизайнерский, и простыни шелковые. Как теперь невзначай упомянуть, что позвал он ее в обыкновенную панельную каморку? Однокомнатную, к тому же? Да у него даже в холодильнике вряд ли найдется места для ее стратегических запасов колы. Санузел вот смежный, с этим как?.. Ладно, если обсудить график, распределить полки… Еще можно сосуществовать. Но спать?! Достать с балкона раскладушку? Так ей лет сто, наверное, провисает и скрипит… Шутка ли: со студенческих времен… А кресло-кровать так и не разу не раскладывал после покупки.
Нет, Айя даже не поворачивалась! А ведь он согласился приютить хонорика! Полукрысу, полукошку… Зверюшку, которая, судя по информации из Интернета, грызет все, что видит, и невыразимо воняет. И все ради чего? Ради любопытства. Словно вернулся в детство: нашел непонятную штуковину вроде презерватива в песочнице – чур мое! Нашел девицу, которая видит чужих жертв, – чур моя! Хотя Бог свидетель, проблем от начальства от нее может быть столько же, сколько и с презервативом – от мамы с папой.
Горовой припарковался на любимом месте прямо напротив подъезда. Жильцы старались не занимать этот карман, все знали, кто туда ставит машину. И это не имело ничего общего с уважением к доблестным блюстителям закона. Просто каждый, кто хоть раз пытался поспорить с Олегом, знал: избежал встречи с майором – получил еще пять минут жизни. Даже сейчас, в семь часов вечера, когда весь двор был плотно заставлен машинами простых тружеников, вернувшихся с работы, коронное место Горового дожидалось хозяина.
– Бери своего капитана, приехали, – сообщил Олег гостье, и снова в полнейшем молчании, достойном праведного отшельника, она вылезла и взяла клетку и рюкзак с заднего сиденья.
Любой другой даме он по-джентльменски предложил бы помощь, но с Крюковой достаточно было и того, что он привел ее к себе домой. Неприятное чувство, что-то среднее между изжогой и привкусом хозяйственного мыла, не покидало его до сих пор.
И вроде все шло неплохо: Калинин был рад, что может сообщить прессе что-то новенькое, четвертый труп только прибавил ситуации остроты. Одно дело – Алиева бы просто так нашли. Другое – задержали в аэропорту фактически по горячим следам. СМИ любят смаковать такое. А то, что подозреваемый не признался… Ну а кто бы на его месте признался? Словом, полковник был готов почивать на лаврах, с Горового он временно слез, и все бы ничего… Но какую бы неприязнь Алиев ни внушал Олегу, майор ему отчего-то верил. Да, у мужика не было алиби. Но ведь и прямых доказательств не было! И Горовой попытался очистить совесть с помощью Айи. Вот только она не помогла.
Он шел к ней за спасительным вердиктом. Еще неделю назад не знал о ее существовании – а теперь хотел показать ей подозреваемого, будто она была одним из штатных экспертов-криминалистов. Если бы только она сказала, что видит в зрачках Алиева хоть одну мертвую старушку, ему уже стало бы легче. А вместо помощи он получил ноги Крюковой, свисающие с потолка.
Сколько он ее снимал? Несколько секунд! Совсем недолго она была прижата к нему всем телом, и этого несчастного отрезка времени хватило, чтобы вся его спокойная и налаженная жизнь полетела под откос. И из-за кого? Из-за девчонки, которая лепит жвачки под стол?