Эффект зеркала
Шрифт:
С одной стороны, Горовой Айю понимал. Ей было, по меньшей мере, неприятно видеть бабушку-предательницу. Как еще назвать человека, который бросил ребенка в детском доме? Крюкова-старшая явно жила в свое удовольствие. Просторные хоромы с потолками метра три с половиной, обставленные антикварной деревянной мебелью. Идеальная физическая форма. Бассейн? Лыжи? Скандинавская ходьба? Неплохая одежда. Эклеры ручной работы. Айя вон доедала третий и останавливаться не собиралась.
Места и возможности вырастить девочку в другой среде у профессорши было предостаточно. Как, правда, и эгоизма. Олег не мог перестать гадать, какой бы вышла Айя, окружай ее с детства старинные книги, дубовый паркет и академическая тишина.
Горовой снова прослушал всю историю Крюковой про дар. Факты он уже и без того знал, но даже теперь боялся упустить хоть слово из ее сбивчивой, эмоциональной речи. Теперь, когда прошел первый шок, когда мозг уже чуточку смирился с тем, что ясновидение, – или, может, жертвовидение? – существует на самом деле, Олег сосредоточился на Айе. Попытался представить себя на ее месте и ужаснулся. Каково это: считать себя безумцем? Каково это: в подростковом возрасте увидеть рядом насильника? По долгу службы Горовой постоянно имел дело с самыми жестокими преступниками. Следователь по особо важным, как-никак. Но при этом он знал, что на одного убийцу приходятся десятки мирных жителей. Айе же приходилось существовать в постоянном окружении чужих скелетов. Ни один человек не был невинным на сто процентов, и в каждом Крюкова видела самое неприглядное, самое темное, что, возможно, никогда бы не вышло на свет. Для нее пропорции были совершенно другими. Ей было так же сложно найти кого-то с чистым послужным списком, как и ему – серийного убийцу. Так можно ли ее винить в том, что она постоянно сбегает и не останавливается на одном месте? Наверное, чувствует себя, как случайный посетитель «Белого лебедя»* среди тех, кто оттуда уже никогда не выйдет.
______________
*Знаменитая тюрьма, где содержат особо опасных преступников, осужденных на пожизненное заключение.
– Вспомни еще раз момент, когда все изменилось, – попросила Айю новоиспеченная бабушка. – Когда видения стали ярче и четче?
– Спросите его, – девушка кивнула в сторону Олега. – Он был там. Я вывалилась из окна, повредила плечо. Потом один товарищ его вправил мне, и тут началось…
– До этого боль не вызывала у тебя видений? – профессорша сделала какую-то пометку в блокноте.
– Нет… То есть, не припомню, чтобы мне было так больно… Хотя… Один раз подралась довольно сильно. Ножом слегка задели… – и в подтверждение своих слов Айя, не церемонясь, задрала футболку.
Справа, под ребрами, тянулась белая искривленная нить шрама. Прежде Олег не обратил на нее внимания. И как он мог? Ранение было сильным, и такая деталь должна была броситься ему в глаза сразу, ведь она не раз переодевалась практически перед его носом!
– Когда это было? – безо всяких эмоций осведомилась Крюкова-старшая.
Олега поразило, с каким равнодушием вела свой допрос доктор наук. Она ни на мгновение не проявила ни сочувствия, ни сожаления, ни испуга. Любая другая женщина, услышав, что кто-то вывалился из окна или был ранен и терял сознание от боли, охнула бы, ахнула или хотя бы качнула головой. Тем более, бабушка. Тем более, та, что обрела внучку, которую не видела много лет… То есть Олег не был поклонником передачи «Жди меня», но подозревал, что подобные встречи должны проходить иначе, чем рядовой сеанс психоанализа.
– Года три назад, – ответила Айя. – Ничего такого.
– Говоришь, боль была слабее?
– Не знаю… Нет, были еще синяки, кажется, я даже теряла сознание. Но без видений, – Айя пожала плечами. – Может, я упустила их из-за того, что была в отключке?
– Нет, так это не работает. И изменения произошли не случайно. Был спусковой крючок, дело совершенно не в боли.
– В чем тогда?! – Крюкова-младшая насторожилась.
– Со мной происходило нечто подобное, – доктор наук откинулась на спинку кресла, почти утонув в ней. – Я назвала это «человек-триггер». Обычно этот термин применяется в психологии к последствиям посттравматического синдрома, но я скорее имела в виду основное значение слова…
– А если на русском? – перебила Айя.
– Спусковой крючок. Мои способности начали стремительно развиваться после того, как я встретила своего мужа. Твоего биологического деда.
– И где он? – снова встряла Айя. – Умер?
– Не имею представления, – холодно отозвалась профессорша и взяла со стола очки. – Мы развелись тридцать лет назад.
– Почему?
– Не думаю, что это имеет отношение к делу.
– Если дело – это я, то я не собираюсь тут в одиночку отвечать на вопросы, – Айя упрямо скрестила руки на груди и вздернула подбородок. Сейчас она была похожа на свою бабушку особенно сильно.
Та раздраженно вздохнула, повертела очки в руках, потом задумчиво закусила дужку.
– Ты ведь уже поняла, что способность – это не одни сплошные плюсы?
– Куда уж там! – Айя фыркнула. – Плюсы я вообще пока не нашла.
– О том и речь. Основа хорошего брака – умение вовремя смолчать. Так я полагаю, и так говорит моя многолетняя практика работы с пациентами. Проблема в том, что с моей способностью не надо слушать, чтобы услышать. Достаточно заглянуть в глаза.
– Он изменял? – не удержался Олег: слишком уж размыто звучали философские разглагольствования.
– Вроде того. Я не считаю нужным тратить свое время на предателей, – сухо произнесла Айя Михайловна.
– Даже если это ваш родной сын? – Крюкова-младшая снова начала закипать, и Олег, чтобы избежать очередного бунта, мягко накрыл ее ладонь своей.
– Поясните, пожалуйста, вашу теорию насчет человека-триггера, – спешно заговорил он, уводя разговор в мирное русло. – Вы считаете, им был врач, который вправил Айе руку?
– По правде говоря, нет, – профессор надела многострадальные очки и, глянув на Олега через узкие прямоугольники линз, усмехнулась. – Я считала, следователям положено быть проницательнее… Ее триггер – это вы.
В кабинете воцарилась тишина, и только часы с шишками цокали, как ни в чем не бывало. Вероятно, потому, что у них не было ушей.
– Что? – только и смог выдохнуть Олег, когда снова обрел возможность говорить. – Я ведь не толкал ее из окна…
– Как я уже сказала, к боли это не имеет никакого отношения.
– Но почему тогда я вижу все это, только когда мне выворачивают плечо?! – голос Айи зазвучал на пару тонов выше.
– Кажется, надо объяснить чуть подробнее… – профессорша взяла лист бумаги, ручку и начертила круг. – Представим, что это наш разум. Вот тут, – она начертила внутри круг чуть поменьше, – находится сознание. То, что мы осознаем, контролируем. А то, что остается – подсознание. В нашем с тобой случае, Айя, есть еще один круг. По самому краешку. Сверхсознание. Та самая способность подключаться к информационному полю человека или предмета и получать данные, которые для нашего же понимания мозг подает в виде изображений. То, что мы называем видениями. Логика в том, что чем больше место занято сознанием и подсознанием, чем крепче граница между ними, тем труднее сверхсознанию проявиться. Оно есть, но ты его давишь и блокируешь. Слышала теорию, что человек использует мозг только на десять процентов? Бред, конечно. Но в случае со сверхсознанием дело обстоит подобным образом. Твои и мои возможности выше, но и это, я полагаю, не предел. Все зависит только от умения работать над собой и развиваться.