Его Лесничество
Шрифт:
Только вот у Рома-то все было схвачено!
– Сделал, – ответил он.
– А по дому? – не отставал Джи.
– Да.
– И позавтракал? Со стола убрал? Зубы почистил?
– Да, да, да, – ответил Ром, а на последнем вопросе еще и открыл настежь рот, демонстрируя, очевидно, чистоту зубов.
– Я все равно занят! – оборвал ликование брат.
Но поворачиваясь обратно к столу, он успел вовремя заметить, как осветившееся, было, лицо Рома тускнеет, а форма рта принимает угрожающий вид. Верхняя губа чуть подскакивает к носу и начинает трепетать, как листок на ветру. Пока видно это движение, –
Родителям и так не позавидуешь, а тут еще мелкий. Как будто не понимает ничего в свои девять.
Ну ладно, почти девять
Несмотря на эти мысли, Джи не сердился на брата. Если бы не Ром, он бы тоже не знал, чем заняться. Только, в отличие от мелкого, мог позаботиться о себе сам.
– Ладно, сиди рядом, – сжалился он. – Только не болтай, а то ничего не получится.
Ром расчистил табуретку, стоявшую возле кровати, и приставил к столу. Перед старшим братом лежал раскрытый материн ежедневник. Младший знал книжицу наизусть: коричневая обложка “под кожу” с рыжеватым теснением Бухгалтерия-80 и таким же ярким срезом. Это при том, что страницы были спокойного желтоватого цвета. А закладка – коричневая – под цвет обложки.
Святая святых Куинджи. В ней брат хранил загадочные записи, которые раз от разу делал за этим самым столом.
На открытом развороте была начертана карта. С кучей обозначений и перекрестьем, вцарапанным в бумагу красным карандашом. И такой же красной пунктирной линией, ведущей к намеченной цели.
Ром склонился так низко, что чуть не касался бумаги носом. Кто знает, быть может, если бы он до неё докоснулся, – уж не перенесся бы прямиком в нарисованный черной пастой лес; не оказался ли на островке посреди столь же черного озера; не ослеп ли под лучами палящего черного солнца.
Последнее особенно возмутило мальчонку.
– И где ты видел черное солнце?
Джи отложил карандаш, которым как раз заштриховывал кудлатые обводы облаков. Ещё раз присмотрелся к бумаге, словно на самом деле хотел обнаружить досадный изъян. Но в последний момент парировал:
– Это вражеская территория. Как бы я, по-твоему, её изобразил?
Теперь пришёл черед Рома отстраняться от рисунка, переменять угол зрения и наново всматриваться в чёрные штрихи.
По его лицу, ставшему в миг курносым, Джи сделал вывод, что нужного эффекта он достиг: брат заинтересовался. И даже больше! Пришел в неописуемый восторг. С дозволения Куинджи взял в руки карандаш и набросал в самом начале пунктирной линии человечка из палочек и кружочка. Сказал:
– На месте этого солдата я бы поскорее отправился к своим.
Куинджи одним движением перехватил у брата карандаш и обозначил рядом человечка поменьше.
– Хорошо, что он тут не один! – торжественно заключил он.
Ром обернулся на брата и одними глазами сообщил, что и он рад этому обстоятельству. А Джи уже вовсю дирижировал затеей.
– Но прежде, чем наши герои перейдут линию фронта и попадут к своим, – в возникшей паузе из живота Джи разнеслось предупредительное урчание, добавившее его словам еще больше веса, – они должны выполнить секретное задание и добыть документ государственной важности.
Глаза Рома округлились. Он вскочил с табурета и бросился к кровати. На коленях склонился перед ней и стал шарить рукой возле ножек. Извлек пару крупных клочьев пыли, но среди неё – своё сокровище. Жестяную банку из-под леденцов монпансье. Картинка на банке изображала катание на коньках на сельском пруду. Ром посетовал про себя, что картинка не самая подходящая.
Тут уж все зависит от Джи
– Как думаешь, Джи
Последний вдох и выпалить скороговоркой:
– Могли вражеские офицеры хранить документ государственной важности в такой вот коробке?
Задавая вопрос, он как бы вверял своё детское воображение во власть старшего брата. И принял бы любой ответ.
Но как же хорош был сегодня Джи!
– Думаю, вам стоит запрятать коробку получше, полковник.
Куинджи вскочил на ноги, вытянулся во фрунт и отдал честь так и застывшему у кровати Рому.
– Трубите сбор, мой друг, мы отправляемся в поход!
#3
Пока Ром носился по квартире, Джи спустился на улицу.
Родители не заметили, как он уходил. Сколько он провозился с лыжами? Минут пять – так уж точно. Потом ещё грохнул дверью на прощание. Не специально, честное слово. Но родители всё равно не заметили, а Джи не обижался. По крайней мере, за себя.
Он-то никогда не останется один.
Ища подтверждение мыслям, Джи поднял глаза и в прорехе между домами увидал красно-белую фабричную трубу. Она высилась над городом своеобразным флагштоком. Вот только знамена в эти дни оставались приспущены – никакого тебе заводского дымка.
Ну и где же ты, дружище?
Джи глядел, не отрываясь. Где неопытный глаз не заметил бы ничего подозрительного, Куинджи различал обрешетку помоста, устроенного вокруг самой верхушки трубы.
Технические ярусы давно обвалились. (Или это башня их сбросила со своих боков.) Остался верхний периметр с лестницей, ведущей от самой фабричной крыши.
Где же ты
Вдруг показалась фигурка.
Медленно выплыла из-за каменного обвода. Такая же угловатая и неясная как намалёванные на детской карте. За спиной у палочного человечка еще одна длинная палка.
Ребята поговаривали, что Караульный – почти ровесник Куинджи – парень из их школы. Называли разные имена и возраст. Вряд ли узнаешь наверняка. Но Джи безнадежно завидовал названному приятелю.
В его круговом движении чудилась настоящая взрослая жизнь.
А Куинджи вместо неё приходилось день ото дня с грустью оглядывать по кругу опустелый двор.
Их дом выстроили буквой Г, а чтобы он никогда не скучал, влепили напротив каменного близнеца.
Два многоподъездных дома друг против друга, а во дворе пустота. Второй корпус так и не успели сдать в срок. Поэтому квартиры заполнялись самотёком. Теми, кому негде стало жить.